Адам Туз - Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики

Бакке был хорошо подкован в истории экономики: отправным моментом для его анализа служила именно та история глобализации, с которой мы начали. Бакке не питал иллюзий в том, что касалось возможности вернуться к состоянию дел, существовавшему до становления глобальной свободной торговли в начале XIX в. Но в то же время последнее столетие продемонстрировало и пагубные последствия, к которым привело доведение революционного «еврейского» учения о свободной торговле до крайности. Свободная торговля служила лишь дымовой завесой, под прикрытием которой империалистическая Великобритания – излюбленное орудие еврейского парламентаризма и либерализма – попыталась монополизировать богатства всего мира. На смену самодостаточному крестьянскому производству внезапно пришел глобальный рынок – сначала это был рынок шерсти и хлопка, произведенных на плантациях американского Юга и на гигантских ранчо в Латинской Америке, Южной Африке и Австралии. Затем после 1870 г., когда начались дешевые дальние перевозки, в глобальное разделение труда оказались втянуты плоды европейского сельского хозяйства – зерно, мясо и молочные продукты. Неспециализированное крестьянское производство по всему миру вытеснялось плантациями монокультур. Возможно, новый глобальный рынок продовольствия покончил с голодом в индустриальных метрополиях. Однако, как указывал Бакке, капиталистическое сельское хозяйство с его монокультурами насаждало продовольственную уязвимость на обширных пространствах земного шара. В известной людям истории неизвестны такие жестокие и частые случаи голода, какие происходили в XIX в. [510] Васке, Um die Nahrungsfreiheit , 15, где приводится аргументация, странным образом предвещающая критику либерального империализма, предлагаемую в: М. Davies, Late Victorian Holocausts (London, 2001). Аграрные кризисы 1920-х и 1930-х гг. представляли собой не более чем последний этап опустошительной завоевательной кампании, проводившейся силами либерализма.

В рамках теории Бакке расовый аграризм Дарре сочетался с более традиционной критикой капитализма как преобразующей исторической силы. Опираясь на популистский антикапиталистический канон, востребованный и правыми, и левыми, нацистские идеологи ставили себе на службу образы сжигаемого и выбрасываемого в море зерна и тысяч гектаров земель, остающихся невозделанными, – в то время как армии безработных европейцев и американцев страдают от голода. Подобно Гитлеру, Бакке видел миссию национал-социализма в том, чтобы ликвидировать прогнившую власть буржуазии. Идеология Бакке, отнюдь не будучи непрактичной, служила великолепным историческим оправданием крайнего протекционизма, уже осуществлявшегося аграриями-националистами. Согласно отнюдь не ретроградным взглядам Бакке, миссия национал-социализма заключалась в том, чтобы примирить друг с другом конфликтующие процессы, свойственные либерализму XIX в. Замшелым реликтом ушедшей эпохи был вовсе не национал-социализм, а викторианская идеология свободного рынка [511] H. Backe, «Grundsätze einer lebensgesetzlichen Agrarpolitik», Deutsche Agrarpolitik , 3 (09.1932), 164–77. . После экономических катастроф начала 1930-х гг. не было никаких оснований для того, чтобы цепляться за такое опасное и устаревшее учение. Будущее принадлежало новой системе экономической организации, способной обеспечить как устойчивое снабжение нации продовольствием, так и существование здорового крестьянского сообщества как источника расовой жизнеспособности.

Как не уставало внушать населению страны и всему миру нацистское руководство, главная политическая проблема Германии заключалась в нехватке земли. Страна была населена намного плотнее, чем Франция, и не имела тех «отдушин» в виде колоний, которыми располагала Великобритания. Для современных читателей, живущих в наших постаграрных обществах, эта риторика покажется пустословием. Трудно поверить, чтобы под «жизненным пространством» Гитлер имел в виду всего лишь землю, а не нечто более ценное – например, сырье для промышленности. Но делая такие допущения, мы рискуем упустить из вида тот факт, что «нехватка земли» в 1930-е гг. все еще оставалась одним из больных мест германского общества. По сравнению с более богатыми западноевропейскими странами, не говоря уже о баснословно обеспеченных США и Канаде, Германия действительно была бедна землей. В сравнении с Великобританией в Германии имелось больше сельскохозяйственных угодий, но это преимущество более чем компенсировалось сравнительным избытком сельского населения. Доля сельского населения в Германии была ниже, чем во Франции, но последняя была намного более щедро наделена землей. В смысле дохода на душу населения приближаясь к таким странам, как Великобритания и США, в смысле земли, приходящейся на одного фермера, Германия имела больше общего с такими отсталыми «крестьянскими странами», как Ирландия, Болгария или Румыния. Среди крупных западноевропейских государств лишь в Италии отношение численности сельского населения к площади земельных угодий было более высоким.

ТАБЛИЦА 4.

Сельская рабочая сила и земля

Нехватка земли, с которой сталкивались германские крестьяне, вдобавок усугублялась проблемами ее распределения. После Первой мировой войны грандиозные земельные реформы, в результате которых большая часть земли, в первую очередь на придунайских равнинах, оказалась в руках мелких собственников, предотвратила крестьянские восстания по всей Восточной Европе [512] М. Sering (ed.), Die agrarischen Umwalzungen im ausserrussischen Osteuropa (Berlin, 1930). . В Германии подобного масштабного перераспределения не производилось. В 1933 г. почти 25 % германских сельскохозяйственных угодий приходилось на 7000 поместий площадью более чем 500 га каждое, составлявших всего о,2 % всех хозяйств. Напротив, на 74 %, или 2,26 млн хозяйств, имевших площадь от 0,5 до 10 га, приходилось всего 19 % земли. Промежуточное положение занимали крупные крестьянские фермы площадью от 10 до 100 га, на которые приходилось 25 % всех хозяйств и 43 % обрабатываемых земель. Эта стратифицированная структура землевладения, состоящая из ничтожного числа крупных поместий, значительного количества крепких крестьянских ферм и множества мелких хозяйств, находившихся на грани выживания, порождала аналогичную дифференциацию сельского населения. Германские фермы площадью от 2 до 20 га в подавляющем большинстве обрабатывались силами их владельцев, не имевших других занятий – как мужчин, так и женщин, – а также их иждивенцев. Владельцам хозяйств площадью менее 2 га, как правило, приходилось изыскивать дополнительные средства к существованию. В тех случаях, когда площадь хозяйства превышала 20 га, его обработка становилась непосильным делом для одной семьи. Однако хозяйства площадью от 20 до 100 га справедливо считались крестьянскими фермами в том смысле, что их наемную рабочую силу составляли главным образом «сельские слуги» ( Knechte ) и служанки, жившие при хозяйстве, не состоявшие в браке и получавшие значительную часть своих заработков не деньгами, а натурой [513] F. Wunderlich, Farm Labor in Germany 1810–1945 (Princeton, 1961), 14–17. . В рабочей силе хозяйств площадью более 100 га преобладали традиционные наемные работники, которых дополняли надзиратели, администраторы и мастеровые.