Борис Мечетный - «Зарево» на высочине

— Ну что же ты, дорогая, не зовешь соседку на помощь? Разве управиться с такой работой одной женщине, да еще молодой! Давай вместе. Я сейчас яичек принесу, сала…

Молодая женщина с минуту удивленно смотрела на соседку, потом радостно улыбнулась. Она не знала, что перед таким удивительным перевоплощением произошел интересный разговор между стариком Матеной и его женой.

— Знаешь, дорогая, кто пришел в гости к Бенешам? — спросил он еще с порога, раздеваясь и вешая форменную фуражку.

— Почему я должна знать? И знать не хочу, — отрезала она. — Каких-то двух немцев — чтоб им провалиться — видела в окно. Пускай другие радуются таким гостям.

— Какие там немцы! Франтишек мне сейчас сказал, что это… это… — Матена наклонился к самому плечу жены, придал как можно больше значительности своим жиденьким усам, — это партизаны…

— Да ну?

— Настоящие партизаны. Русские. Понимаешь, советские партизаны!

Женщина всплеснула руками.

— Почему же они к нам не пришли?

— Что ты все заладила, — почему да почему? — рассердился лесник. — Видно, тебя, старую ворчунью, испугались. Ты б лучше помогла Божене. Она уже из сил выбилась, готовя для людей завтрак.

Спустя полчаса старая женщина уже хлопотала на кухне Бенешевой. Вожена прислушивалась к ее советам, всячески старалась угодить ей. И сердце пани Матеновой растаяло. Кто бы мог подумать, что эти женщины еще вчера сторонились друг друга?

— Смотри-ка, Франта, партизаны мир установили между нашими женщинами, — весело сказал старик Франтишеку Бенешу.

В доме, где только было можно устроиться, спали партизаны. Ночной переход, во время которого было пройдено около двадцати пяти километров, так измотал этих молодых ребят, что они свалились тотчас же, как только оказались в тепле уютного дома. Фаустов также улегся на длинной узкой скамье и, подложив под голову планшет, тихо и как будто настороженно посапывал.

Не спал один Валерий Букин. Ему велел командир часок пободрствовать на всякий случай. А потом в соседней комнате он увидел дочку Бенешевых — девочку лет пяти, крупноглазую, с короткими тоненькими черными косичками.

Валерий присел перед ней на корточках, погладил по головке.

— Тебя как зовут?

— Иржичка, — в тоненьком голоске звучало также любопытство. — А ты кто?

— Я просто дядя. Хожу по лесу.

— Как мой папа?

— Ага…

— Тогда, дядя, давай играть! Я буду прятаться, а ты — искать.

Кто знает, может быть, Валерию в эту минуту вспомнилось, как несколько лет назад они с сестренкой бегали по берегу Волги и прятались друг от друга под рыбачьими лодками, как озоровали дома и затем сидели под старым большим столом в ожидании материнского шлепка. Кто знает… Он вдруг подмигнул девочке.

— Прячься быстрее! Считаю до десяти. Раз, два, три…

Иржичка заливалась смехом, видя, как большой дядя ползает на четвереньках. Валерий страшно устал, но он совсем забыл про сон, ему было весело, как когда-то много лет назад с сестренкой.

Девочка, больно ударившись коленкой, заплакала. На лице Букина появилось выражение страдания.

— Иржичка, что с тобой?

— Больно, — еще громче ревела она.

— Ну перестань, дорогая. Сейчас все пройдет. Перестань плакать.

Но Иржичка плакала с таким же усердием, как и недавно смеялась. Валерий, двадцатичетырехлетний парень, не знал, как успокоить ребенка. Конечно, ни конфет, ни сахара у него не было. Он давно их сам не пробовал.

— Вот, Иржичка, возьми игрушку. Хорошая! Смотри какая! — партизан отстегнул от пояса круглую «лимонку», выкрутил запал и протянул ее девочке. Та немедленно замолчала, с любопытством осмотрела гранату и тут же начала катать ее по полу.

Валерий облегченно вздохнул, его усталое смуглое лицо расплылось в улыбке.

В комнату заглянул старый Матена. Увидев в беспорядке стоявшие стулья, отодвинутый стол, пожевал губами, удивленный таким времяпровождением партизана.

— Пан Матена, а мы с дядей играем в прятки!

Старик хотел что-то сказать, но в это время на другой половине дома задребезжал звонок. Матена зашаркал в ту сторону, пробормотав:

— Опять этот телефон не дает покоя.

Букин насторожился:

— Телефон? Разве в доме есть телефон? — спросил он у девочки.

Он быстро вышел из комнаты, появился Юрий Ульев, который тоже, вероятно, услышал телефонный звонок.

Рядом из-за двери послышался неестественно громкий голос старика.

— Алло! Старший лесничий Матена слушает! Да, был на обходе. Пока все в порядке. Партизаны? Разве у нас партизаны появились? Что вы, я обошел каждую ложбинку. И в скалах был. Нигде никаких следов. Да, да, конечно… Не беспокойтесь, господин шеф, если появятся эти бандиты, я сразу же позвоню. Слушаюсь… Так точно! — старик даже щелкнул каблуками. Но когда положил трубку, тихо, неразборчиво выругался.

Когда он вышел, Юрий не удержался и хлопнул лесника по плечу.

— Молодец, хозяин! Правильно говорил своему начальству! От всех партизанское спасибо.

Выступили под вечер, отдохнувшие и повеселевшие. Отряд шел за молодым лесником Франтой Бенешом. Круглолицый, широкоплечий, он легко шагал по камням, перепрыгивал через поваленные стволы деревьев, а затем терпеливо ждал, когда люди с тяжелым грузом за спиной нагонят его.

— Ведешь по дороге, где черти только ходят, — недовольно проворчал кто-то. — Не мог полегче выбрать, что ли?

— Иду там, где следов не остается, — ответил лесник.

Через час вышли на едва приметную, затянутую снежной порошей, дорогу.

— Влево пойдете — можно до самого Часлава дойти. Вправо — на Першиков, — сказал Бенеш и хотел еще что-то добавить, но Фаустов уже протягивал руку.

— Спасибо, Франта. Вы с Матеной — настоящие друзья. Мы еще встретимся с тобой.

Бенеш взглянул прямо в глаза капитану и решительно произнес:

— У меня просьба. Возьмите меня в отряд. Я фашистов уже не могу терпеть, когда-нибудь не удержусь и первому же наци голову развалю. Возьмите, командир… Не пожалеешь, буду хорошим партизаном.

Фаустов мягко улыбнулся.

— А ты и так хороший партизан. Только не в отряде, а дома, в Округлике. Мы с тобой одно общее дело делаем. Для нас ты будешь отдельные боевые задания выполнять.

— Но это же не то!

— Поживем — увидим, Франтишек. Может быть, задания будут важнее, чем ходить по лесам с автоматом. Иди домой и считай, что находишься в отряде Фаустова.

Франта попрощался. Партизаны смотрели вслед этому доброму, храброму парню.

В доме было душно, и Фаустов вышел на крыльцо покурить.

Ночь выдалась особенно тихой. Небо затянуло плотной молочной пеленой, сыпала мелкая снежная пыль. Села не было видно, лишь по редкому скрипу дверей и калиток можно было догадываться, что рядом, за высокими разлапистыми елями, в темноте живут еще своей жизнью люди. Дома спускались вдоль дороги в лощину, затем круто взбегали вверх, на холмы. На холмах и раскинулось село Першиков.