Михаил Лобачев - Дорогой отцов [Роман]

— Нет, товарищ комбат. Я вас слушаю.

— Хочу посоветоваться. Система обороны батальона хорошо продумана?

— Не могу сказать, — откровенно признался Грибов. — Больше отбивались, чем думали.

— Понимаю, — неопределенно сказал Лебедев. — Генерал-майор очень хорошо отозвался о вас. — Лебедев добро взглянул на Грибова. — Генерал сказал, что вы хороший офицер. Вы не участвовали в штурме Дома железнодорожников?

— Нет. Я не имею права обсуждать эту операцию, но думаю, что пора кончать с засевшими там гитлеровцами.

— И мне так кажется, — согласился Лебедев. — У вашей роты не очень приятное соседство с этим домом. Подумайте, нельзя ли отбить его? — Лебедев взглянул на часы. — Хочу пойти на левый фланг.

Лебедев накинул на плечи шинель и вышел. Ночь была свежая, осенняя, с Волги тянуло холодной сыростью. Свет вражеских ракет просвечивал траншею. Комбат шел неторопливо. Ему хотелось получше осмотреться вокруг. В траншее валялись винтовочные гильзы, окурки, куски марли. Лебедев горько улыбнулся: «Вот они, эти сотни метров. Сотни метров! А сколько уже на них растрачено человеческих сил и сколько они еще возьмут жизней, никто сказать не может».

Командир пулеметной роты, предупрежденный Грибовым, встретил нового комбата возле своего блиндажа.

Сухощавый молодой командир роты повел Лебедева в крайний разбитый и обрушенный дом. У обезображенного дома остались две обгорелые стены, пробитые снарядами, подвал с котельной и душевой и покоробленная жаром пожарная лестница. На лестничных площадках, замусоренных кирпичом и известью, денно и нощно сидели наблюдатели, лучшие стрелки, отличные гранатометчики. Подвал, превращенный в блиндаж, Лебедеву понравился. Бойцы спали на пружинных матрацах, на обгорелых кроватях, которых больше всего валялось на пожарищах. К спинкам кроватей были привешены куски зеркал, литографические картины из книг и журналов, семейные фотографии. В изголовье одного бойца лежал том Малой энциклопедии. Видно было, что блиндаж обжит и одомашнен. На взгляд Лебедева, командир роты одного не предусмотрел, и батальонный об этом напомнил ему:

— Заросли ваши солдаты щетиной.

Ротный давно сам не брился, и у него от смущения заалели щеки. Лебедев успел обойти и осмотреть все огневые точки, кроме углового флангового дома, куда он и направился. По дороге он расспросил командира роты о наличии колючей проволоки и противотанковых мин.

— Главное, берегите солдат, — предупредил он. — Пусть глубже зарываются в землю. Пора вылезать из-под фундаментов и продвигаться вперед. Снайперы есть?

— Есть отличные пулеметчики. Сержанты Демченко и Кочетов.

Лебедев неожиданно встрепенулся. Он ни на один день не забывал своих однополчан — Кочетова и Уральца, которые вынесли его из театра. Он знал, что бойцы остались именно в этой дивизии, и когда он просил Чуянова «устроить» его в армию Чуйкова, кроме высказанных соображений, он думал и о возможной встрече со своими бойцами. И сейчас, услышав знакомую фамилию, Лебедев живо спросил:

— Кочетов давно у вас?

— Не так давно. Он из окружения вышел, — буднично-деловым тоном ответил ротный. — Знакомая фамилия, товарищ комбат?

— Да, я знал одного с такой фамилией.

В угловой дом Лебедев пошел один. Там он встретил своих солдат Кочетова и Уральца. Бывают в жизни такие минуты, когда, будучи случайным свидетелем волнующей сцены, сам становишься нравственно чище, морально обновленней. Трогательная дружба всегда находит отклик в душе, освежает и молодит чувства всякого. Никто не произнес ни слова, увидев друг друга; они только обменялись взглядом, которого было вполне достаточно, чтобы понять друг друга. Молча обнялись. От Кочетова Лебедев попал в крепкие объятия Уральца. От этих солдат на лейтенанта повеяло чем-то родным и близким. Батальон теперь стал как-то ближе, как будто он командовал им с давних пор. Это были хорошие минуты в солдатской жизни. Здесь Лебедев и остался, решив лучше изучить оборону южного фланга батальона.

Угловой пятиэтажный серый дом одной стороной выходил на Смоленскую улицу, другой — на широкую и просторную площадь с выходом к Волге.

Враги не однажды пытались штурмом взять дом, не скупясь при этом ни на людей, ни на технику; поджигали его с воздуха, слали на него пикирующие бомбардировщики, но дом, как неприступная крепость, оставался за пулеметчиками. Лебедев одобрил систему огня. Хорошее впечатление произвели на него бойцы.

В этом подвале-блиндаже они вели свой образ жизни, привычно-будничный и по-деловому размеренный.

Лебедев собрался было уже уходить к себе в штаб, как вдруг противник с воздуха начал атаковать левый фланг батальона. Вокруг все враз загудело, затряслось и зазвенело. В блиндаж через амбразуры потянуло пылью, запахло гарью, наплывала духота. Солдаты стояли на боевых постах у огневых точек. Где-то совсем рядом ухнула тяжеловесная, и каждому показалось, что бомба упала над его головой. «Обвал!» — крикнул кто-то дико. «Обвал!» — повторил тот же голос.

Случилось совсем непредвиденное, бомба обрушила внутреннюю стену. Стена, подломившись, закрыла бойцам выход, оборвала проводную связь с батальоном. Теперь к своим можно было попасть только через площадь, простреливаемую пулеметным огнем. Лебедев приказал разобрать завал.

— Воду без моего приказания не пить.

Вода доставляла солдатам неимоверно много хлопот. Приносили ее с Волги с риском для жизни. Пили много и редко когда напивались, оттого что не успевали остывать от боевых схваток, следовавших одна за другой. В подвале сгущенный воздух был жарким и душным, как в бане.

На перекрытии подвала лежала груда кирпичей, раскаленных пожаром и заваленных золой и пеплом. За воздушной атакой враг пустил в дело пехоту. Наблюдая в амбразуру за вражескими автоматчиками, Лебедев понял, что для него настал час проверки всех его сил и возможностей. Понял он и то, что, уступи бойцы хотя бы один угол, и тогда развалится вся система обороны батальона. «Хорошо, что командир взвода выдвинул в район средней школы станковый пулемет и противотанковое ружье, — подумал Лебедев. — Этим он предупредил возможность обходного маневра с фланга». Лебедев позвал Кочетова.

— Кто командует группой в районе школы? — опросил он его.

— Сержант Демченко. Лучший пулеметчик полка. На его счету, Григорий Иванович, сотни гитлеровцев. Он свой счет ведет из-под Харькова.

Лебедев перешел в левый угол блиндажа, откуда лучше просматривался район средней школы, полфасада которой заслонило двухэтажное, давно сгоревшее каменное здание. Что делалось за этим домом, Лебедев не видел, и только по стрекотне пулемета мог знать, живы ли его люди. Станковый пулемет простучал короткой очередью.