Вячеслав Кондратьев - На поле овсянниковском [Повести. Рассказы]

Письмо из Горького пришло, наверное, через месяц. Вот оно, привожу его полностью:

«Уважаемый товарищ! Да, я Пахомов Александр, да, я с восемнадцатого года рождения, но я не воевал — работал на Сормовском заводе. Но, возможно, вы разыскиваете моего двоюродного брата — Пахомова, тоже Александра?.. Он погиб. Посылаю вам его довоенную фотографию. Напишите подробно, что вы о нем помните: где учился, где работал? Может быть, это с ним вы воевали подо Ржевом?..»

Фотография была очень бледная, маленькая, и в пареньке в белой рубашке я узнавал и не узнавал Пахомыча. Смущало то, что Пахомов не курил, а у этого мальчишки торчала во рту папироска.

Я ответил подробно и вскоре получил письмо от старшей сестры Пахомова, в котором она писала, что ее брат не учился в речном техникуме и что призван был в армию только во время войны. Выходило, что это не мой Пахомов…

В Москве был еще один человек, воевавший в нашей бригаде, — Саша Мовергоз. Я разыскал его без особого труда. Мы встретились, но ему не хотелось ни вспоминать, ни говорить обо Ржеве. Он сказал: «Я старался все забыть. Как можно скорее забыть. И ты мне ни о чем не напоминай — не хочу».

И я не стал. Посидели в кафе, поговорили о пустяках и… разошлись. Видать, не всех томит фронтовая ностальгия. Может, они и правы?

Уже три года меня неотвратимо тянет поехать подо Ржев. Каждую весну я достаю карту и вымериваю расстояния, но все какие-то мелкие, по существу, дела мешают мне совершить эту поездку. Мелкие по сравнению с тем большим, что было , и с тем, что я, несомненно, получу от свидания с прошлым.

Телефон, записанный на красноармейской книжке, тоже не дает мне покоя. Кем он мне дан? Кому я должен был позвонить?

Звонок в справочную ничего не дал. Разве возможно через двадцать лет, когда телефоны менялись не раз, что-либо выяснить — ответили мне. Единственное, что оставалось, — найти где-нибудь телефонную книжку тех годов, то есть довоенную. Стал спрашивать знакомых. У одного эта книга каким-то чудом сохранилась. Принес ее домой, перелистал и понял, что придется внимательно просмотреть каждую страницу. Труд адский — и нужный ли? Но все же в свободные минуты, которых, увы, так мало у нас, я листал эту книгу. Через месяц с лишком я наткнулся на этот телефон. Фамилия, которая там была, ничего мне не говорила так же, как и адрес. Но что-то екнуло в груди — теперь я могу надеяться, что узнаю, кто дал мне этот телефон, и узнаю судьбу этого человека. Я переписал адрес в свой блокнот и решил на днях туда сходить, тем более что это в центре города, невдалеке от моего дома.

К двадцатой годовщине начала войны я ничего не сделал на Всесоюзную выставку и сейчас не спеша работал над плакатом ко Дню Победы. В эскизе он казался мне довольно впечатляющим: во весь лист, раскинув руки и широко расставив ноги, стоит солдат, закрывая собой почти все поле плаката. Повторяя его, только чуть меньше, справа и слева — противотанковые ежи, а вдали — Москва. Солдат не реалистичный, а словно вырубленный из железа, человек-еж, а надпись — «Отстояли». Он должен как-то перекликаться с военным плакатом «Отстоим Москву», но по манере, конечно, должен быть другим, более графичным и современным.

Делал я его урывками, перемежая с заказными работами, и прошло недели две, прежде чем я собрался пойти по найденному адресу.

К дому в одном из сретенских переулков я подходил с каким-то странным чувством то ли робости, то ли ожидания чего-то необыкновенного (хотя что может быть необыкновенного?) и у парадного остановился выкурить папиросу и продумать: с чего же начать и что я буду говорить?

У двери несколько звонков, и над каждым фамилия, но та, что была в телефонной книге, не значилась. Я ткнул пальцем в кнопку, что поближе, и долго ждал, прежде чем услышал шаркающие стариковские шаги.

— Кто там? — спросил из-за двери дребезжащий, шамкающий голос.

— Откройте, пожалуйста.

— А кто это? Кого вам?

— Мне нужно… нужно кого-нибудь, кто жил здесь в сорок втором году, — не сразу нашелся я.

— А кого именно?

— Все равно кого. Откройте.

— Так я не открою. Кого вам надо?

— Скажите, пожалуйста, ваш телефон до войны был К-0-85-52?

— Я не помню.

Я чертыхнулся про себя.

— Ну, а вы сами жили в то время здесь?

— Жила. Кого же вам надо?

Я ничего не ответил — не повторять же эту сказку про белого бычка, а за дверью опять зашаркали шаги — уже от нее. Я нажал другую кнопку. Вскоре послышались другие шаги, на каблучке, быстрые и четкие, и дверь сразу отворилась.

— Кого вам? — строго спросила накрашенная девица в кокетливом халатике.

— Я не знаю кого.

— Чего тогда рветесь?

— Я не рвусь. Мне нужно кого-нибудь, кто жил здесь в сорок втором году.

— В сорок втором? — протянула девица.

— Да. Вас, конечно, тогда еще не было. Кто-нибудь остался из старых жильцов?

— Да. Проходите, ладно. Сейчас я позову.

Я вошел в длинный полутемный коридор и остановился. Вскоре появилась эта же девица в сопровождении старушки, видать, той самой, которая побоялась мне открыть дверь.

— Вот — беседуйте! — Девушка круто повернулась и, затопав каблучками, виляющей походкой отошла от нас.

— Так кого же вам нужно? — спросила старушка, оглядев меня.

— В сорок втором году весной мне кто-то дал ваш телефон и попросил позвонить по нему. Я не помню, кто и кому я должен был позвонить. И звонил ли я? Кто из вашей квартиры мог воевать в том году подо Ржевом? Может быть, вы помните?

Старушка задумалась.

— Володя у нас воевал. Женя воевал. Но вот где, не знаю.

— Они живы?

— Да. Только здесь уже не живут. У Лидочки был жених на фронте. Погиб.

У Лидочки… Я напрягаю память и думаю, что раз я не записал, кому надо мне позвонить, то, вероятно, сказали мне очень простое и легкое имя, без отчества… А Лида… Лида — немудрено запомнить…

— Сколько было Володе и Жене? — спросил я.

— Мальчики совсем… Одного в сорок первом взяли, а Женю, по-моему, только в сорок втором.

— А где сейчас эта Лида?

— Она давно переехала. А телефон, знаете ли, у нас отключили в первые дни войны.

— Куда переехала?

— Не знаю.

— Вы не скажете ее фамилию и отчество?

— Скажу. Фамилия — Крашенникова. А отчество… убей бог, не помню. Мы ее все Лидочка да Лидочка звали. Студенткой она была и жила у тетки. Сама она не москвичка, с Урала вроде… А в институте здесь училась.

— А какого года рождения она?

— Молоденькая была. Девочка совсем. В сорок первом только поступила…

— Ну, хорошо, спасибо. А как жениха ее звали — не помните?

— Нет.

Ну, что ж, попытаюсь разыскать эту Лидочку. Я поблагодарил старушку, распрощался и вышел. Тут же у Сретенских ворот подошел к справочному бюро. Вначале принимать заказ у меня не захотели. Без отчества не принимаем. Пришлось сказать, что я разыскиваю невесту погибшего фронтового друга, — смилостивились и приняли. Сказали зайти минут через двадцать.