Валерий Шмаев - Мститель. Офицерский долг [сборник litres]

– «Серж»! Ныкаемся на огороде и ждем, когда полицаи свалят. Сами в дом и ждем до вечера. Хозяева все равно вернутся. Заодно и облаву переждем, – сказал я опешившему «Сержу», но больше него были ошарашены освобожденные нами бойцы. Как так? Бежать же надо. Привычка у всех такая. Нашкодили – и ломиться куда глаза глядят, не разбирая дороги. Голову включать никто не хочет.

– Командир! А может, возьмем машину и к карателям? – «Серж» тоже слегка прибалдел от такого предложения.

– И что ты там делать будешь? Где будешь сидеть днем? Или ты думаешь, что каратели сейчас на облаву не уедут? А здесь нас никто искать не будет. Пленные ушли в прямо противоположную сторону. Сейчас упыри всю округу оцепят, пленных примутся ловить, полицаев напрягать. К вечеру хозяева утомятся, привезут нам всю информацию, а заодно и машину пригонят. Вон смотри, полезли. – Ну да, из дома выскочили пятеро, видимо, папашка с сыновьями, завели грузовик и уехали в сторону города. Вернее, на объездную дорогу, потому что отсюда из поселка две дороги: одна в город, а вторая в ту деревню, где каратели базируются.

– Во! Теперь заходим, вяжем обитателей и ждем хозяев. Заодно ребят подкормим. Ну а немцы пусть по району бегают, ноги до коленей стирают. Учись, старший лейтенант.

– Командир, а если здесь облава? – Видуха у «Сержа» обалделая донельзя. Солдаты тоже в крайней степени изумления прислушиваются к нашей беседе.

– А здесь им что делать? Дом полицаев, их в округе все знают. Какой смысл обыскивать пристанционный поселок? По улицам, конечно, прошвырнутся, но по домам однозначно не полезут. Сбежавших пленных обнаружат уже через полчаса. Концлагерь рядом. А лагерь – это собаки с проводниками. Пешком уйти шансов ни у кого нет. Пяток автоматов и пара ручников не оружие для ста с лишком человек. Можем поспорить, здесь никого не будет. Все туда стянутся. Общую облаву и поиск оставшихся можно ожидать только через пару дней, когда сбежавших пересчитают.

– Ну, ты наглец, командир! Я это еще под Себежем заметил. Любишь ты придумать что-то такое, чего не ждет никто.

– Да я, между прочим, никогда не скрывал, что наглец. – Так и сделали. Подошли к дому, зашли на крыльцо и вежливо, по-доброму, попинали ногами в дверь. «Серж» брякнул что-то по-немецки. Я вот только «цурюк» разобрал, только не понял почему, это же вроде «назад» переводится. Но открыли нам сразу.

Вошли в дом, хозяина ласково погладили так кулаком по темечку. Хозяек, их двое: одна старшая, вторая помладше, лет тридцати пяти, взяли за ручки и хотели почтительно проводить в дальнюю комнату. Так нет, не понимают местные женщины вежливого обращения. Откуда младшая хозяйка «Наган» достала, теперь и не спросишь, а могла бы жить.

Хорошо, что я рядом оказался. Отвел руку с «Наганом» в сторону, прижал хозяйку к себе левой рукой, блокируя руку с оружием, и правой рукой воткнул нож в основание шеи. Женщина вздрогнула, удивленно распахнула глаза и умерла. Никто такого не ждет. Вроде приобнял и тут же убил.

Пришлось хозяев пеленать и на кровать складывать. Потом на пару пробежались по дому и никого больше не обнаружили. А вот в одной небольшой миленькой комнатке я нашел целый арсенал. И чего тут только нет! Но пришлось оставить милые моему сердцу игрушки. Потом посмотрим и подберем себе необходимые стволы. Ну, дальше простые человеческие радости. Солдат покормить, помыть и переодеть. Заходим на кухню, а здесь здрасьте, приехали. Наши солдатики уже по второй накатывают.

– Отставить, бойцы! Война еще не закончилась. – Ноль внимания, видно, оглушило сильно на станции. Ну ничего, я хорошо умею уши прочищать.

– Боец! Я запретил пить самогон. Что-то непонятно? Тебе недостаточно приказа капитана осназа? – Вот наглец, как не слышит!

– Не-а, – отвечает, зажевывая предыдущую порцию бутербродом с салом, – недостаточно. – Наливает из здоровой бутыли, я такие бутыли только в кино видел, и накатывает полную кружку.

Вот нормально так! Пока мы по дому бегали с «Сержем», они все причастились и так шустренько еще по одной наливают. А нет. Охотник в сторонке сидит, а парень-то совсем молодой, ну так лет, может, двадцати пяти, жует хлебную корку. Понимает, что с голодухи много нельзя.

Ну и ладно. Недостаточно так недостаточно. Накатить – святое дело. Особенно в последний раз в жизни. Щелкнул «Вальтер», пуля точно в висок попала, мозги, соответственно, на противоположной стенке, а «Вальтер» уже на троих оставшихся, обалдело глядящих на меня, смотрит. Даже «Серж» такого не ожидал.

– Кому еще недостаточно приказа капитана осназа НКВД? – спрашиваю. У одного из оставшихся в живых кружка из рук выпала, залив стол вонючим самогоном. Непонятливого к стенке снесло, только ноги мелькнули, а потом я пригляделся, а у всех троих наколки на руках. Разведчики, мля. Набрал «Серж» уголовников. С собой их тащить – это самоубийцей быть, пришлось еще три раза на курок нажать. Никто и опомниться не успел. Охотник только оторопел малость, но видно, что опять не испугался. Молодец, мужик.

Вашу ж маму! Всю горницу кровью забрызгало. Мне что, теперь с тряпкой носиться? Заняться мне больше нечем. Говорил ведь. В упор из «Вальтера» с глушаком стрелять – одно удовольствие. Никого добивать не пришлось.

– Зачем? Что ты сделал, командир? Это же наши! – запоздало и заполошно заверещал «Серж».

– Это такие же наши, как я испанский летчик, – отвечаю. – Ты, «Серж», башкой начинай думать, а не командирским званием. У тебя восемь девок в отряде, а ты четырех уголовников к себе тащишь. Этим никакой войны не надо. Им бы пожрать послаще, самогона побольше и бабу посговорчивей, а у тебя все бабы с оружием. Со сговорчивостью у них у всех проблемы, а стрелять мы их уже научили. Или тебе жить скучно стало? Так они тебя развлекут по полной программе.

Пока мы с тобой по дому бегаем да полицаев режем, эти воины самогонку наяривают. Вон боец – на парня показываю, – даже за стол не сел, хотя наверняка голодный. Все, закрыли тему. Давай уберем эту падаль. Сиди, боец, сами справимся, – добавил привставшему парню. Так и перетащили уголовничков к хозяевам в комнату, где я еще два раза на курок нажал, заодно и обойму сменил. «Серж» только глазами сверкнул. А нефиг баловать. Отвечать все должны: и старые, и малые. Детей я пожалел бы, а этих нет.

Живешь с предателями под одной крышей, будь любезен с ними к стеночке, а то развели после войны демократию. Десять лет, десять лет. К стенке – и через шестьдесят лет вонять некому.

Может, это и жестоко, но вспоминается мне одна история прошедшей у нас войны. После освобождения Одессы наши войска не сразу в город вошли, а когда входили, то город был прямо-таки увешан повешенными полицаями и предателями – местные жители, не дожидаясь смершевцев, показали свое отношение к прислужникам оккупантов. Но это будет после войны в Одессе, где сейчас живут правильные и конкретные люди, а в Латвии до конца пятидесятых фашистских прихвостней будут сажать. Так что лучше так.