Валерий Шмаев - Мститель. Офицерский долг [сборник litres]

Но небольшой праздник здесь – это минимум десяток офицеров с бабами и обслугой в хорошо охраняемом доме. Лезть вдвоем на этот праздник жизни – это быть самоубийцей. Как думает мой напарник. Вот только я считаю совершенно иначе. Поздравить подполковника просто необходимо, тем более что живет он достаточно далеко от нашего временного пристанища. Почти на другом конце города. Заодно и прогуляемся по свежему воздуху. Нагуляем, так сказать, аппетит.

«Серж»

Вот уже несколько недель я находился в состоянии все возрастающего с каждым прожитым мною днем изумления. Началось все с того памятного для меня сентябрьского дня, когда командир размазал меня по горнице деревенского дома сразу после своего возвращения из разведки загородного дома княгини Елецкой – моей родной тети. Размазал и тут же, ни секунды не сомневаясь, протянул мне руку помощи. Это было первое ошеломление, и в течение последующих недель оно нарастало как снежный ком.

Следующий удар я получил на показательной тренировке по, как он сказал, «рукопашному бою». Название этого вида борьбы было необычным для меня, но то, что он творил, было потрясающе. То, с какой легкостью командир валял меня и «Старшину» на утоптанной нашими ногами земле, поразило меня, но это было не главное.

Главное, что то, чему он стал учить наших курсантов, было не разрозненными убойными приемами, а выверенной и в высшей степени эффективной системой подготовки простого необученного человека и превращением его в крайне опасного и абсолютно непредсказуемого в бою бойца. Эффективными были не только разнообразные боевые приемы, но и вся система общефизической подготовки, не применяемая нигде и никем в нашей стране.

И мы не учили наших курсантов строевой подготовке никогда. Никогда! Не проводили политинформации, а когда я заикнулся об этом, он устало, наш разговор был уже поздно вечером, сказал:

«Нет времени, «Серж». Просто нет времени. Я понимаю, что строевая подготовка учит новобранцев дисциплине и сплачивает их, но им надо научиться еще такому количеству дисциплин, чтобы не погибнуть следующим летом, что всем им спать будет некогда. А политинформация нашим бойцам просто не нужна. Никакая политинформация, никакая идеологическая накачка и никакой политрук не научит бойца сильнее любить свою Родину и мстить за погибших родных.

Вместо «шагистики» проще выработать внутренние правила уважительного обращения к командирам и инструкторам в различной обстановке, в том числе и правила жестового общения на боевых выходах, а вместо политинформации необходимо проводить еженедельные занятия по изучению знаков различия и структуры Вермахта, гражданских организаций Германии, работающих в оккупированных областях и местной полиции».

События последних двух недель вообще убили во мне понимание окружающей действительности и моего места на этой войне. Удобная экипировка, оружие с глушителями и необычная диверсионная тактика. Порознь это не бросалось бы в глаза, но все вместе это выглядело как отработанная многими годами войны система. И далеко не одной войны. Это я осознал неожиданно даже для себя самого. Но какие это были войны? В Африке? Австралии? Америке? Китае? Где командир научился всему этому?

Я видел глушители «БраМит» под «Наган» и трехлинейную винтовку и даже стрелял из «Наганов» с ними, но глушители, что сделал «Третий», были много компактнее и эффективнее. Звук выстрела был значительно тише, а конструкция самого глушителя была совершенно иная.

В то же время умения и знания «Третьего» были просто поразительными, и это касалось всего – от конструирования и шитья разгрузок и рейдовых ранцев до строительства землянок и изготовления глушителей. У этого неприметного и тихого человека были воистину золотые руки.

Экипировка. Сам маскхалат «Третьего» не был бы чем-то необычным, кроме разве что расцветки, но его дополняли наколенники, налокотники, удобная подвесная система, названная командиром «разгрузкой», и вместительный ранец, названный им же «трехдневкой». Все вместе это выглядело просто потрясающе удобно, и… командир пользовался всем этим явно не первый год. Настолько совершенно все вместе это выглядело.

Диверсионная тактика. Для меня это было нечто невообразимое. Рейд в Резекне. Безумная поездка на площадке «теплушки» была воспринята им обыденно, как нечто само собой разумеющееся. Удобно сидящий на площадке теплушки командир перехватил меня за шкирку и, усмехаясь, затащил меня к себе. Как будто он знал, что я промахнусь по поручню и судорожно буду цепляться за ступеньки, медленно, но неотвратимо сползая под колеса вагона.

Щелчок «Вальтера», лязг затвора, вылетевшая гильза – и убитый в голову часовой. Пуля попала точно в переносицу. В полутьме, навскидку, с восьми метров. Удар в основание шеи второму часовому, и молча рушащееся на землю тело. Удар – труп. Взорванная станция. Надо бежать как можно дальше, но он остается в доме полицаев. Хозяйка схватилась за «Наган» и тут же умерла, удивленно распахнув глаза, – моментальный и неожиданный для всех удар ножом. Мгновенный расстрел не выполнивших его приказ бойцов и тут же ласковое обращение с оставшимся в живых. И постоянное участие в его экипировке, вооружении, питании. И обыденное включение его в работу на базе. Без каких-либо сомнений и колебаний. Как будто командир уж все знает об этом случайно попавшем в отряд человеке.

Рейд в Даугавпилс меня просто раздавил, и, даже двигаясь с ним по заснеженному городу и машинально отвечая на приветствия проходящих мимо солдат противника, я пребывал в каком-то ступоре.

Вот зачем? Зачем он, надменно усмехаясь и страшно коверкая русские слова, позвал за собой двух латвийских полицейских в полуразрушенный тяжелым снарядом дом? Я даже зайти в заметенную снегом подворотню не успел, а он уже обыскивал два трупа мгновенно и как-то буднично зарезанных им латышей. Причем он взял только документы, дрянные немецкие сигареты, несколько оккупационных марок и снял затворы с винтовок, выкинув их далеко в снег. Какой смысл в убийстве этих двух латвийских полицейских? Но ответ на этот вопрос пришел сразу же. В рот одного из убитых командир засунул одну из листовок, спешно написанных Арье. И только ради этого он рисковал нашими жизнями?

Мы опять двигались по городу. Я в своем шикарном кожаном пальто с меховой подстежкой и лисьим воротником, щегольских сапогах и фуражке с высокой тульей отчаянно мерз на пронизывающем ветру, и он в каске, десантном костюме и коротких немецких сапогах, с небрежно повешенным на левое плечо автоматом.