Николай Дворцов - Море бьется о скалы [Роман]

Взгляды «спасителей» жадно тянутся к стоящему на машине бачку.

— Сохрани его господь, дай здоровья на долгие годы, — бормочет Дунька, устремляясь вслед за Егором к машине.

Бачок схватывает больше, чем надо, рук. Его оттаскивают в сторону. И почти сразу вспыхивает ссора.

— Так не по-божески, Егорушка, — канючит Дунька. — С самого дна… Вот отдай мне свой котелок.

— Отстань! А то дам так — не возрадуешься!

Унтер зло крякает и садится в машину. Сквозь стекло ему видно, как Дунька лезет с головой в бачок, собирая пальцем со стен и дна остатки супа.

Когда унтер уезжает, Пауль Буш подходит к Степану.

— Вы без супа?

— Слишком дорогой у фюрера суп.

Пауль с горечью усмехается.

— Держитесь. Осталось немного. Уверен, что у Гитлера последние именины.

Цыган внимательно прислушивается к разговору, но почти ничего не понимает.

— Говори, чтобы проводил… Самый раз… — он нетерпеливо дергает Степана за рукав. — Развел антимонию… Момент надо ухватывать. Соври что-нибудь. Скажи — договорились…

— Дай портсигар!

Степан показывает вахтману портсигар.

— Пауль, нас хотят взять голодом. Убавили хлеб, а вместо супа вода. Мы с товарищем сделали портсигар. Моряк с баржи заказал. Вот отнести надо… Помоги, Пауль… Моряк обещал пять сигарет. Это две пайки хлеба.

— Где баржа?

Степан показывает.

— Гер вахтман… — стонет Цыган с мольбою в глазах.

Такое обращение не доставляет удовольствия Паулю.

Он с досадой двигает плечом.

— Пошли! Я доведу вас до уборной, а там сами…

В уборной Степан снимает с ремня котелок и, засунув руку в прорванный карман шинели, держит его под полой. Он старается делать все спокойно, но мыслимо ли это? У Степана пересохли губы Он облизывает их, но и язык кажется сухим.

— Кнопку сейчас передвинуть?

— Нет, потом… Встанешь за меня… Только не дрожи, — советует Цыган, хотя сам тоже дрожит, и глаза горят не меньше, чем у Степана, и губы сухие.

— Слушай, а может, сказать Паулю?..

— Да ты спятил? — удивляется Цыган.

— Он надежный…

— Все одно немец. Я им теперь ни одному не верю. Столько натворили…

Вот и баржа. До нее не больше двадцати метров.

— Хальт! — моряк на барже вскидывает автомат. — Цурик! [57] — Назад!

Друзья останавливаются. Цыган показывает заранее приготовленный портсигар.

— Зер гут!

— Ферботен! [58] — Запрещено!

В голосе моряка уже нет прежней строгости. Он оглядывается и как-то не очень решительно манит пальнем пленных. Степану с Цыганом только того и надо — они моментально подскакивают.

У моряка под нахально вздернутым носом топорщатся черные усики а ля фюрер. Глазки хитро поблескивают. Кажется, он немного навеселе.

Цыган уважительно протягивает портсигар. Моряк рассматривает его, а Степан тем временем становится за спину товарища и передвигает кнопку. Все! Механизм включен, хотя работы его не слышно.

— Шен! — нахваливает портсигар Цыган.

— Да, да, — поддерживает друга Степан, становясь на самый край причальной стены. До баржи около метра. Вот сюда, в этот промежуток, надо спустить котелок.

— Вифиль? [59] — Сколько? —спрашивает моряк.

— Фюнф сигарет, — Цыган для убедительности показывает пять пальцев.

— Цуфиль [60] — Много. .

— Нейн никс цуфиль, — стоит на своем Цыган.

— Столько работы… Две ночи не спали, — Степан как можно больше выдвигается над стенкой и разжимает пальцы. Котелок стремительно вылетает из-под полы, шлепается на воду.

— Вас? Вас махтс ду? — всполошено орет моряк.

Степан сокрушенно разводит руками. А немец, увидав приставший к барже котелок, смеется, крутит около виска пальцем, дескать, глупый ты, растяпа. Степан всем своим горестным видом покорно соглашается с таким определением.

Часовой опускает в карман портсигар и хватается за автомат. Лицо его мгновенно становится жестким, колко топорщатся усики.

— Ап! Цурик!

Друзья пятятся.

— Сигареты… — слезно стонет Цыган.

— Марш, унтерменьш! [61] — Марш, низкий человек!

Друзья поспешно уходят. Часовой смотрит на них с довольной ухмылкой.

Пауль Буш, узнав, что часовой присвоил портсигар, бледнеет от возмущения.

— Нахал! Минутку… Я скажу ему! Мне терять теперь нечего.

— Пошли, — упрашивает Степан. — Он фашист. К черту его!

— Подавись он… — добавляет по-русски Цыган. — Бог даст — улетит вместе с портсигаром…

Они возвращаются. Здесь все идет по-прежнему. Плещется за борт вода. Ветер приподымает угол брезента, обнажая черные гробы. «Спасители» старательно вылизывают свои котелки.

Степан садится под берег, говорит Цыгану:

— Зови наших.

Пленные собираются. Подходит и Пауль.

— Понимаете, какое дело случилось, — начинает не спеша Цыган.

А Степан краем глаза неотрывно смотрит в ту сторону, где стоит баржа. Сейчас… С минуты на минуту… Неужели не сработает?..

Заметив лавину взметнувшейся вверх воды, Степан с криком «ложись» бросается Паулю в ноги. Тот падает на Степана. Их настигает грохот. Ни с чем не сравнимый грохот.

Кажется, горы и море опрокинулись навзничь. И все летит! Летит к черту!

Взрыв превзошел все ожидания. Начисто снесло столовую с обедающими немцами, склады боеприпасов и продуктов, ремонтные мастерские, разметало суда.

Вот какая сила оказалась в помятом котелке русского солдата! Даже месяц спустя пленные нет-нет да и поймают в волнах то банку консервов, то бутылку ягодного сока, то кусок прессованного хлеба. Степан ел такой хлеб…

Порядком досталось при взрыве и «спасителям»: трое без задержки отправились к праотцам, многих контузило. Среди них — Дунька и Егор.

Степан ждал, что вот-вот его схватят. Ведь немцы — они дотошные, обязательно докопаются, пронюхают… Но прошел день, неделя, две… Вот уже вернулись из госпиталя Егор и Дунька. И ничего. Все спокойно. Оказывается, не такие уж дотошные и всемогущие немцы. Их можно перехитрить…

Как-то вечером Бакумов сказал Степану:

— Теперь нам надо сообща все обмозговывать. Ты, Цыган и я… Вот поговаривают об отправке «спасителей».

— Ну и скатертью дорога… — зло буркнул Степан. — Хоть от Луки отвяжусь. Ох, и надоел…

— Так-то оно так… — задумчиво продолжал Никифор. — Наш человек среди них. Оружие у него в немецком блоке… Куда его теперь?..

Степану трудно было скрыть удивление. Вон оно что! Аркашка! А он думал: «Куда запрятали оружие?» Ведь после гибели Федора весь лагерь вверх дном подняли. Да и теперь редкая неделя обходится без обыска. А Цыган скрытен, даже словом не обмолвился о земляке…

Бакумов, Цыган и Степан, как ни ломали головы, но придумать что-либо толкового не могли. По всему видно, что десанта уже не дождаться. Но оружие все равно может пригодиться. Не оставлять же его в немецком блоке?