Иван Падерин - На главном направлении [Повести и очерки]

— Пургин! — начал перекличку старшина. Костя уловил свою фамилию.

— Я, — пронеслось по оврагу. Это у Кости вырвалось неожиданно звонко, и тот сержант, которому было поручено отвечать на поверках: «Пал смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими захватчиками!», на этот раз промолчал: за него ответил сын погибшего командира.

По пути в блиндаж комендантского взвода Костя еще раз пытался уговорить Титова оставить его в полку, ну хотя бы на два дня.

— Нет, Костя, нельзя, — ответил Титов и собрался было объяснить Косте, почему нельзя, как сзади послышался топот догонявшего их офицера связи.

— Товарищ командир, вас срочно к телефону командующий…

Титов подал руку Косте, как равный равному, и быстро зашагал за офицером связи.

В блиндаже комендантского взвода Костю встретил Фомин, встретил сухо, без лишних слов и прощальных речей. Он просто положил на стол перед Костей чемодан погибшего отца и вещевой мешок. В мешке были сухари, консервы, кружка, белье, мыло, щетка и гречневая крупа для голубя.

«Вот какой человек, — подумал Костя, глядя на Фомина, — когда задумал отправить за Волгу, так и о голубе позаботился. Странно! Неужели он умеет отгадывать все, что я думаю, и делает наоборот? Ведь там, в тылу, голубь мне не нужен, оттуда в разведку не ходят».

Рядом с мешком была стопка книг и целая дюжина общих тетрадей. Книги и тетради Фомин взял в разбитой школе.

Костя нехотя повертел в руках грамматику, задачник, открыл учебник ботаники — это был его любимый предмет.

Глядя на мальчика, Фомин на минуту представил себя в школе. Перед ним, как наяву, появился класс. На стене — географическая карта, на партах — учебники, тетради. Десятки детских глаз с любопытством глядят на учителя…

— В какое время будет катер? — спросил Александр Иванович.

— Опаздывает, ждем в половине первого, — доложил один из бойцов.

Фомин посмотрел на часы.

«Пусть катер совсем не приходит… — твердил про себя Костя, глядя в книгу. — Или что-нибудь придумать бы, чтоб хоть на денек еще задержаться в полку…»

Распахнулась дверь. Качнулся и погас огонь светильника. На пороге блиндажа остановился запыхавшийся связной.

— Товарищ командир, тревога.

— В ружье!

Комендантский взвод бегом направился к штабу полка.

Здесь, в районе Сталинграда, Волга описывает отлогую дугу. Раньше внешнюю сторону этой дуги окаймляла сплошная цепь городских кварталов, рабочих районов, заводов и пригородных поселков. Теперь же с севера, от Спартановки, через заводской район, через центр города до Бекетовки и дальше на юг рядом с Волгой течет огненная река сталинградских пожарищ. Днем это не так заметно, а ночью, кажется, и Волга горит, и вот-вот бушующий огонь перекинется на ту сторону — в заволжские дубравы. Не представляя себе, как это может произойти, Фомин смотрел на Волгу с надеждой, именно она, широкая русская река, обозначила последний рубеж отступления нашей армии. В то же время Александра Ивановича тревожили известия о том, что большая группа фашистских автоматчиков просочилась между заводами к переправе…

К утру это подтвердилось новым, более тревожным известием: вслед за автоматчиками под покровом ночи к переправе двинулись танки и пехота. У причалов участились вспышки ракет, застрочили пулеметы, загремели взрывы гранат, и над берегом взметнулись огненные столбы. Они отражались в воде, и на этом участке Волга представилась Фомину большой кровоточащей раной.

— Да, Волга, Волга! — вздохнул Фомин, видя, как над ее ребристой поверхностью густо засновали светлячки пуль, и подумал: «Раз река простреливается пулеметами, значит ни лодок, ни парома не жди».

Отсюда, с небольшого холмика, возвышающегося над развалинами, Александр Иванович по привычке вел наблюдение. Его взвод, поднятый по тревоге, занял оборону на берегу оврага и был готов вступить в бой, если вражеские автоматчики попытаются прорваться к штабу и складам полка.

— Товарищ сержант, командир полка приказал стоять на месте, не трогаться, — доложил прибежавший связной.

— Ясно… А как там чувствует себя Костя? — спросил Фомин, продолжая наблюдать за простреливаемым участком Волги.

— Дисциплину он знает «хорошо и прочно», как солдат на посту, я приказал сидеть — и сидит. Видать, послушный малый и сообразительный.

В самом деле, Костя всю ночь просидел в блиндаже комендантского взвода. Да и куда он мог пойти, когда кругом строчили пулеметы! От связного ему стало известно, что на переправе идет бой и об отправке за Волгу не может быть и речи.

«Теперь-то меня наверняка запишут в первую роту. Буду каждый раз на поверке отвечать за отца». Он не сознавал, какое бедствие постигнет полк, если враг удержит переправу и батальоны полка останутся отрезанными от главных сил армии.

Ожесточенные бои шли несколько суток. Враг был остановлен, но отбить переправу не удалось. Полк остался в осаде. Костя радовался, что его не отправили за Волгу, и ждал от Фомина боевых поручений. При каждой встрече с ним он намекал, что готов выполнить любое задание. «В первом же бою покажу себя по-настоящему». Но, как ни странно, Александр Иванович будто не понимал никаких намеков.

И вдруг однажды он сказал:

— Подожди, и ты получишь задание.

Костя не представлял себе, какое задание готовится для него, и начал добиваться:

— Скажите, Александр Иванович, задание будет важное?

— Очень важное и в этих условиях даже трудное.

— А кто со мной еще пойдет?

— У нас в полку ты пока один…

Костя так и не понял, о каком трудном задании идет речь. Но вот как-то в час затишья они разговорились. Сначала речь зашла просто об учебниках, о книгах, затем о знаниях, какие необходимо иметь человеку, и Костя вдруг представил себе, что он сидит не в блиндаже, а в классе. Александр Иванович говорил с ним серьезно, казалось, нет ничего на свете более важного, чем решение задач из учебника.

— Самое трудное, что дается с большим напряжением всем, даже самым способным людям — это знания. И если ты думаешь отступать перед такими трудностями, тогда другое дело, — не без упрека заметил Александр Иванович.

Костя поднял на него удивленные глаза.

— Какие светлые дни ждут тебя, Костя! Вот представь себе: ты студент института. Стоишь вот так перед профессором и отвечаешь. Ответы ясные, четкие. Профессор от радости поднял седые брови и улыбается: «Ай да Костя Пургин, ай да молодец! — и жмет тебе руку. — Поздравляю, наш будущий, ну скажем, главный агроном!..»

— Александр Иванович, я еще не решил, кем быть.

— Ну вот, и я говорю, сейчас надо об этом думать, чтоб потом окончательно решить, кем быть. Ведь когда начнутся мирные дни, тогда некогда будет раздумывать, надо готовиться сейчас. Иначе опоздаем…