Ади Шарипов - Партизаны-казахстанцы

— Не убивайте нас! Мы не немцы. Мы — французы, испуганно заговорил один, путая русские, польские и немецкие слова.

— Эльзас, Лотарингия. Эльзас, Лотарингия, — начал лопотать второй. — Вот! — солдат положил руку на грудь. — Здесь сердце француза, а это, — он с ненавистью дернул себя за подол мундира, — фашистский, но сердце с вами.

Из дальнейшего разговора выяснили, что живут они в доме ксендза, охраняют дорогу, ведущую в город.

Война — есть война. Она не признает жалости и уважает жестокость. Выход подсказал Антон Мацкевич.

— Не трогайте ребят, Я им верю. Они еще пригодятся.

Мы послушались хозяина хутора и не ошиблись. После я узнал от Мацкевича, что эти эльзасцы снабжали через Антона наших партизан оружием и боеприпасами. Через день я вручил командиру своего отряда план-чертеж города Миоры с подробным указанием главных огневых точек и гнезд, расположенных на улицах, окраинах и задворках.

В ночь на 20 июля 1944 года, за три дня до начала наступления советских войск в Белоруссии, партизанские отряды и бригады по заранее разработанному плану нанесли массированный удар по железным дорогам противника. В ходе этой операции за три дня народными мстителями было пущено под откос сто сорок семь эшелонов с живой силой и техникой врага.

Наш отряд в эти дни вел беспощадную войну на железных дорогах Прибалтики в районе Вильнюс — Двинск — Утена.

Вот как оценил действия белорусских партизан бывший гитлеровский полковник Герман Теске: «В ночь перед общим наступлением русских, — писал он в статье «Военное значение транспорта», — на участке группы армии «Центр», в конце июля 1944 года, мощный отвлекающий партизанский налет на все важные дороги на несколько дней лишил немецкие войска всякого управления. За одну ночь партизаны установили около 10–10,5 тысяч мин и зарядов, из которых обнаружить и обезвредить удалось только 3,5 тысячи. Сообщение по многим шоссейным дорогам из-за налетов партизан могло осуществляться только днем и только в сопровождении вооруженного конвоя».

А на востоке раздавались оглушительные аккорды главного бога войны — советской артиллерии. До встречи с действующими частями нашей армии оставались считанные дни. Этот день пришел. Комиссар Гусев построил отряд. Трепеталось по ветру партизанское знамя. Подтянутые, чисто одетые и гладко выбритые, мы стояли в ожидании встречи.

И вот на дороге показался первый советский солдат. Автомат на боевой изготовке, за плечами плещется зеленая плащ-палатка.

Уставший, запыленный, он идет — великий освободитель родной советской земли.

— Отряд, смирно! Равнение на советского воина! — раздалась команда комиссара.

Рядом со мной плечом к плечу стояли мои друзья: Кузнецов, Савченко, санитарка Нина, Левка из рижского гетто и другие товарищи.

Мы замерли. В наступившей тишине еще ярче и громче слышался трепет алого знамени.

И солдат, шагающий мимо нас, преображается. Мы не видим его усталости, мы не видим его запыленных сапог. Солдат снова свеж и бодр, как в начале похода. Не верится, что за его спиной десятки изнурительных боев, сотни километров тяжелого пути. Он прикладывает руку к пилотке, распрямляет грудь и четким строевым шагом проходит перед знаменем отряда, нашим сомкнутым строем. За ним идут другие. Мужественные, смелые ребята; русские, казахи, грузины, татары. Идет победоносная Советская Армия. Никогда из моей памяти не исчезнет образ первого советского солдата-гвардейца, приветствовавшего наше партизанское знамя.

Жалмауыз — людоед.