Лия Лилина - Память сердца

Комиссар батальона Арцибасов, бывший мастер Московского завода малолитражных автомобилей, пристально разглядывает поле, опушку леса. Рядом с ним командир взвода пулеметчиков Сергей Минаев. Наш, с «Шарикоподшипника». Оба понимают: жарко придется батальону.

— Боеприпасов маловато, — обращается Минаев к Арцибасову.

— Подвезут, — спокойно отвечает комиссар.

Вернувшись во взвод, Минаев подошел к необстрелянному еще пулеметчику Николаеву. А перед глазами — Алексей Анищенко. Вчера его ранило в живот осколком вражеской мины. Сколько потерь позади и сколько еще предстоит. Геройски погибли командир батальона Меркудий Семенович Малый, начальник штаба капитан Шашуков.

«Пожалуй, против Алеши слабоват будет новый пулеметчик», — думает командир взвода. Он садится рядом с молодым бойцом, щелкает зажигалкой, закуривает. Зажигалка памятная. Сам выточил ее в родном роликовом цехе. Как-то там справляются теперь старики и женщины? Минаев обернулся, словно за горизонтом мог увидеть Москву, Шарикоподшипниковскую улицу, завод.

«Как давит перед боем тишина!» — Командир взвода в последний раз втянул в себя крепкий махорочный дым и перевел взгляд на новенького. От лютого ветра лицо у бойца облупилось, из-под шелушинок проглядывает розовая кожа. Сухие, в трещинах губы — припухлые, полудетские. Но руки увесистые, уже переделавшие немало крестьянской работы. Николаев со Смоленщины, бывший тракторист. «Не подвел бы. Первый бой у него», — тревожится Минаев. Спрашивает:

— Не страшно вам, Николаев, перед боевым крещением?

— Нет, товарищ командир, — уверенно отвечает боец. — Только скорее бы. Правда, бывалые солдаты говорят: будут сегодня фашистские танки. А вы как думаете, товарищ командир?

— Танки так танки, — спокойно говорит Минаев. — И против них не раз стояли. Главное, не растеряться во время боя, смекать что к чему, помнить о приказе командира.

Завыл первый вражеский снаряд, взорвалась тишина. И пошло. Разрывы гуще, ближе. Снег уже не белый — перемешанный с черной землей. Бойцы вросли в нее, затаились. Впереди показались гитлеровцы.

— Задержать, не пропустить врага!

— Взвод — к бою! Огонь с пятидесяти метров! Отрывисто, зло заговорили пулеметы. Командир взвода чутко вслушивался в неистовую музыку боя. Справа бьет по врагам Хамибабаев. Слева захлебываются ненавистью к фашистам пулеметы Завьялова и Новикова. А это яростно, четко строчит боец Николаев.

«Орлы! Не пробиться фрицам!» — ликуя, подумал Минаев и снова прильнул к прицелу своего «максима».

…А в Москву тем временем пришла первая военная весна. Трудная, неулыбчивая, полная забот, тревог, и, конечно же, работы.

Наш 1-й ГПЗ, как и другие заводы, словно переживает второе рождение. За ушедших на фронт встали к станкам их младшие братья, сестры. Особенно гремит слава комсомольской бригады в составе Кати Барышниковой, Раи Бараковской, Таси Готилиной, Нади Филиной. Они взяли обязательство работать за шестерых. Устают девушки, но работают отлично, с молодым комсомольским задором, огоньком.

Произошли изменения и в нашей медицинской жизни. По распоряжению райздравотдела меня назначили участковым врачом. Уходить с завода очень не хотелось: «Что подумают обо мне? Сбежала туда, где легче?»

— На участке работать еще труднее, чем на заводе, — сказали в райздравотделе. — Нельзя допустить, чтобы в прифронтовой Москве вспыхнула эпидемия. Так что работы хватит.

— Боюсь подвести. Участковой работы совсем не знаю.

— Ничего, справитесь.

Оказалось, что на моем будущем участке уже произошло ЧП. В результате в течение трех месяцев умерло шестьдесят стариков и двадцать детей. Предстояло сделать все возможное и невозможное, чтобы ликвидировать очаги заболеваний.

Главный врач поликлиники № 37 Мария Павловна Кочеткова сразу ввела меня в курс дела и, строго поглядев из-под надвинутой до бровей белой шапочки, сказала:

— Это не должно повториться.

Участок — четыре длинные улицы, обсаженные кленами и старыми узловатыми липами — по народонаселению, пожалуй, не меньше старого уездного города. Сто пятьдесят семь домов с подслеповатыми, из-за белых бумажных полосок, окнами. Шестьсот двадцать девять квартир. Большинство из них в ту пору не отапливались, не имели центрального отопления, водопровода, канализации. Старая рабочая окраина Москвы перед войной только начала реконструироваться, и теперь около двух тысяч семей фронтовиков нуждались в срочном ремонте своих квартир. А всего в этих домах жили пять тысяч людей, из них триста семьдесят пять малышей и семьсот детей от четырех до четырнадцати лет. Было над чем задуматься, было кого беречь!

Несмотря на детскую карточку, малышам не хватало белков, витаминов. Ослабевший организм порой не мог справиться с первой же инфекцией. А старики? Их питание лимитировалось иждевенческой карточкой. И для всех самым драгоценным достоянием стали полоски гербовой бумаги с предупреждающей надписью: «При утере не возобновляются…» Они давали право на хлеб, а значит — на жизнь.

Чем помочь людям, отдающим все свои силы работе на заводе, т. е. для разгрома врага? Как уберечь их от недоедания, болезней, холода, непосильных тягот? И постепенно пришло решение. Необходимо завоевать эти дома, сделать их своими союзниками в борьбе с бедой, войти в каждую квартиру, разделить с людьми груз их забот. Все силы — на разгром врага!

Колонный зал Дома союзов. Потоки света. После привычного затемнения больно глазам. Людно. Военные летчики. Учителя. Врачи. Склонившись над листком блокнота, что-то быстро пишет Самуил Яковлевич Маршак.

Возле мраморной колонны мать юного партизанского разведчика Героя Советского Союза Саши Чекалина. Поскрипывая протезом, тяжело опираясь на палку, по залу проходит Герой Советского Союза генерал-лейтенант Владимир Нестерович Кошуба.

Митинг в защиту детей от фашистских убийц открывает депутат Московского Совета Ольга Эразмовна Чкалова.

— Пока на земле бесчинствуют фашисты, не будет счастья нашим детям! — говорит она.

На трибуне главный врач детской больницы имени Русакова Виктор Алексеевич Кружков. Сотни детей, искалеченных гитлеровцами, спасли его умелые руки.

— Васю Носикова вместе с другими детьми, женщинами и стариками фашисты погнали по заминированному полю, — рассказывает он. — Когда мальчик попал к нам, пришлось ампутировать ему ногу. Таких искалеченных детей тысячи…

После него слово предоставляется матери юного героя Саши Чекалина.

— Гитлеровцы истязали моего Сашу лютыми пытками. — Лицо Сашиной мамы подергивается, бледнеет, ее руки сами собой сходятся на горле, словно пытаясь ослабить петлю, которая сейчас захлестнет шею ее ребенка.