Лия Лилина - Память сердца

— Пойдем ко мне, Александр Иванович, — нашла Евгения Павловна его руку, потянула к себе.

Мальчишка отбивался, боясь расстаться с осиротевшим, холодным отчим домом. Большая шапка свалилась на пол, и Евгения Павловна увидела маленькое заострившееся лицо.

— Пойдем, сынок, пойдем дорогой. Я золотых рыбок тебе покажу.

Когда Иван Степанович Капризин вернулся поздним вечером домой, увидел возле аквариума худенькую фигурку, одетую в сатиновую рубашку, которую сам он носил по воскресеньям. Короткий ежик русых волос еще не просох после мытья. Иван Степанович посмотрел на жену — и удивился ее помолодевшему счастливому лицу. Помогая ему раздеться, она тихо молвила:

— Сколько горя вокруг, а у нас нечаянная радость. Правда, Ваня?

Иван Степанович потер захолодевшие на мартовском ветру руки, тихо подошел к ребенку, положил тяжелую рабочую ладонь на его затылок, заглянул в глаза и весело сказал:

— Пошли ужинать, сынок. А потом решим, чем по хозяйству заняться.

Лицо Саши порозовело, он кивнул головой и еще раз бросил взгляд на рыбок в зеленоватой воде аквариума. Одна, уткнувшись в стекло, смотрела прямо на него, словно радуясь, что опять у Саши Федорова есть семья, что стал он еще одним сыном нашей бригады.

Погода словно взбесилась. На Большой Калитниковской — настоящий потоп. Нахохлившись, жмутся друг к другу дома. Беспомощными желтыми утятами кружатся в бурлящих потоках сорванные ветром кленовые листья.

Подъезды, лестницы, двери, плач детей, материнские слезы. На счастливые события врачей не вызывают.

За этой черной клеенчатой дверью живут Анна Андреевна и Захар Алексеевич Киселевы. Немолодой уже Захар Алексеевич работает мастером на фабрике, дома почти не бывает. Дверь обычно открывает Анна Андреевна. Ее бледное, слегка одутловатое лицо еще красиво. Темные волосы без седины так и просятся под кокошник. Но по тому, как раздуваются крылья тонко очерченного носа, как часто вздымается грудь, врачу ясно: Анне Андреевне не хватает воздуха — бронхиальная астма.

Так уж получалось, что наши встречи не обходились только осмотром и выпиской рецептов. Сидя на старом, окованном жестью сундучке, Анна Андреевна не раз поверяла врачам свои житейские заботы.

— Зима на пороге, а дочка опять без обуви. Из пальтишка тоже выросла. Может, и болеет часто поэтому. Вы уж послушайте ее, что-то опять покашливает. От Коли, младшего, письма давно нет. Воюет. Во сне его вижу часто. А Митя! Откуда силы берет? Работает на «Серпе и молоте» в горячем цехе, да еще учеба, да общественная работа какая. — Анна Андреевна загибает палец за пальцем, считая заботы сына. — И уж такой он у меня уродился, — в голосе матери слышатся нотки гордости за сына, — во всем ему надо быть первым.

…Сегодня Анна Андреевна не встретила меня у порога. В небольшой кухне — пасмурно, неуютно. На столе блюдечко с недоеденной чечевичной кашей-размазней…

Сбросив промокший плащ, вхожу в комнату, узкую и длинную.

— Анна Андреевна!

Ни звука. Только фикус на подоконнике поднял зеленое глянцевое ухо.

— Да где же вы, дорогая? — уже тревожась, снова спрашиваю я.

Из дальнего угла, где стоит кровать, приходит ответ:

— Помираю я.

Все пережитое за день сразу стерлось, ушло. На всем белом свете остались только этот уже равнодушный к своей судьбе голос, порывистое, со свистом дыхание Анны Андреевны. Мозг, работая с лихорадочной быстротой, начинает оценивать степень угрожающей опасности, искать выход. Приступ бронхиальной астмы каждую минуту может перейти в отек легких.

«Бум, бум, бум», — барабаня в стекла, забил тревогу ливень. Под моей ногой жалобно скрипнула половица. Где-то набатом хлопнула дверь…

У участкового врача в таких случаях имеются две возможности: первая — вызвать «скорую помощь». Это значит — больному сделают внутривенное вливание лекарств, которых у участкового врача под рукой нет. Если удушье будет нарастать — сделают кровопускание. Но вызов «чужих» врачей может испугать Анну Андреевну сознанием смертельной опасности, внушить ей мысль о безвыходности ее состояния. Как в этом случае поведет себя ее усталое сердце? Если оно ускорит свой ритм — конец! Второй вариант сулит еще больший риск. «Скорую» не вызывать! Выводить больную из легочно-сердечной недостаточности своими средствами.

Приходится останавливаться на втором варианте.

На спине Анны Андреевны стеклянными пузырями заблестели банки. Со звоном падают в кособокое блюдечко ампулы из-под лекарств. На «красный свет» опасности приходят какие-то особенные, целебные слова. Откуда они берутся? Не знаю!

Постепенно с лица Анны Андреевны сходит выражение обреченности. Глаза теплеют. Выравниваются дыхание, пульс. И кругом нас все вдруг светлеет. Даже старые ходики, только что пробившие шесть часов вечера, теперь тикают громко, радостно.

А еще через час Анна Андреевна сидит в постели. На ее коленях лежит семейный альбом с фотографиями сыновей. Вот и Митя в перешитом ею пиджаке мужа. И не знает она, не ведает, что спустя годы на плечах Дмитрия Захаровича Киселева заблестят генеральские погоны и тогда, чтобы сосчитать его заботы, пальцев на руках Анны Андреевны уже не хватит.

На улице дождь, пронзительный ветер. В такие ненастные дни вызовов на дом особенно много. Диспетчер поликлиники Александра Петровна Карпушина едва успевает записывать их в пухлый журнал.

Стрелки стенных часов показывают четверть первого. Медики терапевтического отделения во главе с Софьей Дмитриевной Чудовской собрались в конференц-зале. Рядом с главным врачом сидит его заместитель по лечебной части Наум Ильич Усыскин. Он — одна из главных примет поликлиники, ее душа. Непонятно, откуда этот невысокий, сутулый человек черпает силы, чтобы с восьми утра до позднего вечера быть всегда там, где прорыв, где срочно нужна помощь.

Не вышел на работу дежурный врач — больных принимает доктор Усыскин. На срочный вызов некого послать — рядом с водителем в тесной кабине старой «эмки» маячит его белая шапочка. И никто никогда не видел, чтобы он сердился, неуважительно разговаривал с санитаркой или медсестрой, повысил голос на ординатора.

Когда у молодого доктора Люды Вяткиной на участке случилось ЧП и больной с крупозной пневмонией не был вовремя госпитализирован, первым оказался рядом Усыскин.

Плечи Люды вздрагивали от сдерживаемых рыданий. По щекам струились слезы. Старый врач неторопливо вынул из кармана халата клетчатый носовой платок.

— Ну, ну, успокойтесь, коллега, — вложил он платок в ее руку и поправил на Люде сбившуюся на бок шапочку. — Пойдите, дружок, в свой кабинет. Умойтесь холодной водой, чтобы ваши пациенты ничего не заметили, и начинайте прием. Запомните: больные доверяют только тем врачам, которые вселяют в них уверенность в скором выздоровлении. Иначе будете бессильны помочь им. — Он грустно улыбнулся и продолжал: — Медицина — призвание мужественных. Равнодушным и хлипким возле человеческого горя делать нечего. — И убедившись, что Людины заплаканные глаза проясняются, добавил: — Дома засядьте за терапию. Прочтите еще разок ранние симптомы крупозной пневмонии. А сульфидин для вашего больного я как-нибудь раздобуду.