Альманах «Подвиг» - Подвиг, 1969 № 03 [альманах]

Он сделал нечто худшее, и я видел все.

Охранник что-то крикнул, когда один из трехсот вышел из строя и направился к обергруппенфюреру. Его не пристрелили на месте потому, что Цоссен поднял руку в перчатке, заинтересованный, что хочет от него этот голый человек. Когда-то ростом тот был выше Цоссена; еще и сейчас, хотя кости выпирали из кожи, он был широк в плечах. Эта партия узников долгие месяцы питалась одними корками и затхлой водой. Много времени прошло с тех пор, как они ели то, что можно назвать пищей... *

Узник, пошатываясь, приблизился к арийцу и остановился, едва держась на ногах. От усилий, которые он проделал, чтобы преодолеть десять метров, дыхание со свистом вырывалось у него изо рта и ребра ходили под кожей, свисавшей дряблыми складками. Я слышал, как он спросил у Цоссена разрешения прочитать заупокойную молитву. Обергруппенфюрер не сбил его наземь ударом кулака за дерзость, как я ожидал. Он был офицером. Он только взглянул на часы, на мгновение задумался и покачал головой: «Некогда. Дорога очень плохая, а я хочу поспеть в Брюкнервальд к обеду». Он подал знак штурмбаннфюреру, и пулеметы открыли огонь...

Гейнрих Цоссен. Я запомнил его.

Из простого чувства чистоплотности следовало бы оставить эти воспоминания при себе, но в 1945 году в качестве главного свидетеля обвинения в трибунале я был вынужден подробно изложить этот эпизод в числе многих других. Остальные были не лучше... Впоследствии отмечалось, что за все время моих показаний, тянувшихся в общей сложности пятнадцать недель, я держался внешне спокойно, был объективен и лишь однажды потерял контроль над собой, рассказывая о Гейнрихе Цоссе-не. Даже теперь, двадцать один год спустя, в Берлине, я был не в состоянии, придя в ресторан, открыть меню, в котором было это слово — «Mittages-sen» — обед.

Поль молчал, понимая, что пошел с козырного туза. Цоссен находился в Берлине.

— Что ж, надеюсь, вы его схватите, — сказал я наконец.

Поль продолжал молчать, ведя свою игру.

— Но думаю, что вы ошибаетесь. По слухам, он находится в Аргентине.

Теперь мы заговорили оба, и я знал: он понимает, что выиграл.

— Его видели в Берлине неделю назад.

— Кто?

— Свидетель на процессе.

— Я могу поговорить с ним?

— Он «упал» с десятого этажа на следующий день после того, как сообщил нам об этом.

— Олбрихт?

— Да.

— Он мог ошибиться.

— Он хорошо знал Цоссена. Вам это известно.

— Значит, таково мое задание? Цоссен?

— Это лишь часть задания.

— Итак, вы предлагаете мне взяться за это...

— Да.

— ...зная, что я хотел бы видеть его на скамье подсудимых. Не выйдет. Теперь их больше не вешают, — неожиданно для себя сказал я, хотя верил, что Поль говорил правду. — Однако сообщите мне все сведения и не задавайте больше вопросов.

Он одобрительно молчал.

— Я измотался, понятно?

— Конечно. После шести месяцев...

— Не разговаривайте со мной так, словно вы сестра милосердия!..

Он вновь замолчал. Гул голосов под сводчатым потолком стал громче — зрители из фойе устремились в зал.

— Ладно, Поль, не тяните. Приканчивайте меня.

— Тысячи нацистов все еще проживают в Германии по фальшивым документам. Американское бюро генерала Гелена исподволь освободило сотни офицеров СС и вермахта, когда генерал Хойзингер продиктовал свои условия штабу НАТО, и с тех пор они реорганизовали германскою армию, которая является сейчас, пожалуй, самой многочисленной и хорошо вооруженной в Европе. Германская авиация по своей мощи в настоящее время превосходит британские воздушные силы. Германский генеральный штаб ведет секретные, направленные против НАТО, переговоры с Испанией, Португалией и африканскими странами; им созданы базы ракет типа «земля—земля». Множество гитлеровских офицеров вернулись к власти и пользуются влиянием, заняв ключевые позиции как в гражданской, так и в военной сферах. Они получили свои нынешние посты, несмотря на то, что их прошлая деятельность хорошо известна. В самом генеральном штабе активизируются реваншисты. Это убежденные нацисты, готовые на все, когда наступит подходящий момент. Если...

— Вам сообщили все эти подробности в Центре? — перебил я.

— Я не начальство, а такой же исполнитель, как и вы.

— Если я возьмусь — пока что еще не решил — за это задание, даже не получив и дня отпуска, то не раньше, чем смогу убедиться в справедливости вашей аргументации. На это потребуется не один день. Я лично считаю, что Германский генштаб способен развязать войну с тем же успехом, что и ку-клукс-клан.

— Позвольте мне напомнить вам сказанные обвинителем от Соединенных Штатов на Нюрнбергском процессе слова: «Германский милитаризм будет хвататься за любую возможность, которая поможет ему восстановить силы для развязывания новой войны».

— Нельзя начать войну без народа.

— Народ никогда не начинает войн. Войны всегда затевают политиканы и генералы. Десять лет назад —и всего лишь десять лет назад после окончания кровопролития — в честь Кессельринга был созван слет бывших фашистских солдат. Народ протестовал, но полиция разогнала демонстрантов.

— Народ все еще протестует, об этом свидетельствуют хотя бы процессы.

— Но теперь проведение процессов становится все более затруднительным. Военных преступников, признанных виновными, больше не вешают, зато свидетелей обвинения убивают. Времена меняются.

Я сидел, закрыв глаза. Огни в зале погасли.

Поль молчал. Он хорошо понимал, что, когда желаешь убедить кого-либо, нужно делать паузы и давать собеседнику время на размышление.

— Все это политика, — неуверенно произнес я. — Оставьте ее себе.

Он не ответил.

— Я не утверждаю, Поль, что держу палец на пульсе истории или знаю, какое будущее ожидает человечество. Просто я чертовски устал. Вы ошиблись ложей, как я уже говорил...

Поль шевельнулся, и я открыл глаза. Откуда-то он достал небольшую папку из искусственной кожи. По-видимому, он прятал ее под пиджаком. Иначе бы я уже заметил ее. Он положил папку мне на колени.

— Это вам.

Я не прикоснулся к папке.

— Будь проклято ваше появление, Поль.

— Мы выделили человека, который будет прикрывать вас, — мягко произнес он.

— Мне не нужно прикрытие.

— А что будет, если вы окажетесь в тяжелом положении?

— Я сам из него выберусь.

— Знаете ли вы, какой вас ждет риск, Квиллер?

— А у КЛД было прикрытие?

— Да, но очень трудно уберечь человека от выстрела с дальней дистанции.

— Они разделаются со мной таким же способом, если уж до этого дойдет. Никакого прикрытия, Поль. И не вздумайте прикреплять ко мне людей без моего ведома. Я предпочитаю действовать в одиночку.

Запульсировала вена на ноге, предвестник судороги. Я шевельнулся, и папка скользнула на пол. Я оставил ее там, где она упала.