Альманах «Подвиг» - Подвиг, 1969 № 03 [альманах]

Центр имеет возможности (о которых никто не подозревает) дважды в день вставлять $ Передачи биржевых новостей сведения о курсе несуществующих акций. В моем случае это было «Квота Фрейт Трейдере». (Во время цоссеновской операции «Квота» являлась позывным сигналом и варьировалась пятью разными способами: «Квота Фрейт Трейдере» полностью. «Квота Фрейт», «Квота Трейдере», просто «Квота» и «КФТ».) Каждый из этих вариантов таил в себе ключ к Одной из пяти кодовых систем. Агент, как правило, прибегает к помощи кодовой книги, так как цифры в графе «Стоимости» и «Курса» (878 1/8 плюс 2 1/8, как было сегодня) имели тысячи значений. «8», стоящая отдельно, имела иной смысл, чем «6», стоящая впереди «7», и совсем другое значение, если появлялась перед «78». Дроби также могли изменить смысл сигнала, который дается основной суммой цифр. И так далее. Я не имею кодовой книги, потому что предпочитаю полагаться на свою память.

Программы «Евросаунда» финансируются крупными концернами и рассчитаны на слушателей, предпочитающих легкую музыку, а также для тех, кто слушает сообщения последних известий и развлекательные программы. Никто, конечно, не интересовался биржевыми новостями, и передачи их следовало бы прекратить после первых же социологических исследований интересов радиослушателей. Однако финансирующие радиостанцию предприятия настояли на том, чтобы биржевые новости транслировались дважды в день, ведь при этом упоминались их акции, что являлось для них лишней рекламой. Факт остается фактом: со времени введения в действие нашей системы связи «Почта — биржа» ни один из радиослушателей не обратился в «Еросаунд» и не поинтересовался, какого черта означает «Квота Фрейт Трейдере» и где можно приобрести акции этой фирмы.

Система ответа по радио имеет два преимущества. Письменный ответ на сообщение агента занимал бы больше времени и мог быть перехвачен, даже будучи отправлен без марки. Доплатное письмо, доставленное мне в отель «Принц Иоганн», оплачивалось бы дежурным администратором и дожидалось бы на его конторке моего прихода в течение многих часов, а иногда даже и дней. Это было рискованно. Получать письма до востребования тоже ненадежно.

Второе преимущество системы «П. — Б.» заключается в том, что, в каком бы краю света ни находился агент, он мог получить адресуемое ему сообщение в точно установленное время. Агент мог, если это было неизбежно, принять сообщение, даже находясь на людях — в баре или еще где, даже стоя бок о бок с представителем противной партии.

Однако система эта медленна, и ею нельзя пользоваться в срочных случаях, когда приходится идти на риск, который в любой стране заключается в том, что Центр может по многим причинам работать против интересов полицейской службы этой страны. В случае со мной телефонный звонок в берлинскую резиденцию был рискован и поэтому допускался лишь при исключительных обстоятельствах, так как я противостоял интересам определенных сотрудников Федеральной полицейской службы, скрытых экс- и неонацистов, заполнивших департамент, начиная с верхних чинов (как только что арестованный Эвальд Петерс) и до рядового полицейского. Увидев, что я отошел от телефона, любой сотрудник органов безопасности, предъявив свои документы, мог потребовать от служащего отеля, ресторана, бара или от телефонистки, чтобы ему сообщили, по какому номеру я звонил. Я уже не говорю о возможности подключения к линии.

Против этого у нас есть два спасения. Существует условный язык, согласно которому «Сегодня вечером я ужинаю с Дэвисом» означает в действительности: «Я отправляюсь на задание», и так далее. Если нужно сообщить что-нибудь более сложное устно или по телефону, мы прибегаем к помощи диалекта Рабинд-Танат, на котором разговаривал Лахриста, наш сотрудник. Лахриста уже давно находился в Берлине и служил в нашей резидентуре, в свободное время работая над диссертацией, посвященной лингвистическим проблемам.

Для подтверждения личности и полномочий Поля я отправил его фотографию по почте и привел в действие всю систему. Как правило, агенту вручалась фотография человека, которому было приказано войти с ним в контакт, если прежде они никогда не встречались. Когда в Центре получали по почте чью-либо фотографию без сопроводительной записки, это значило только одно: «Кто это такой?»

Ответ гласил — 878 1/8 плюс 2 1/8: «Назвался своим именем. Полностью доверьтесь ему. Связной из Лондона».

Покинув Лондон более двух лет назад, я никогда прежде не слышал о нем. Я бы вовсе не встретился с ним, если бы смерть КЛД не создала чрезвычайной обстановки. Вилли Поль (так он именовался в меморандуме) прилетел из Лондона для связи со мной. Где он сейчас? Летит обратно? Счастливый, мерзавец!

Проснувшись, я тут же вспомнил узкие плечи Инги, позу, в которой она стояла передо мной. Непрошеное воспоминание. Во сне я видел черную пантеру. Я пытался восстановить в памяти весь сон, но тщетно. Сны уходят в первые же секунды пробуждения, словно призраки на рассвете.

Я принялся размышлять о более практических делах. Перед сном я задался одной проблемой, и к утру она была разрешена. Решение: начать действовать сегодня же.

Я допустил слишком много предположений, и это ни к чему не привело. Так я предположил, что люди в автомобиле хотели убить меня, а не фрейлейн Линдт. Я предположил, что человек, который следил за мной на Унтер-ден-Эйхен, был противником, и ошибся. Я мог ошибиться и в отношении автомобиля. Возможно, они имели намерение убить не меня. Может быть, они даже и не подозревают о моем существовании. Моя позиция будет ложной, если я буду исходить из того, что, пока я выходил на охоту за Цоссеном, он начал охотиться за мной.

Итак, я все еще должен вызвать огонь на себя. Если они уже напали на мой след, что ж, я ничего не потеряю оттого, что начну действовать. Я должен оказаться там, где им нужно, и не терять надежды, что проживу достаточно для того, чтобы нанести удар.

Еще не было десяти часов, когда я появился в канцелярии прокурора Западного Берлина и принес досье на трех раскрытых мной военных преступников, а также документы, подтверждающие, что я работаю в контакте с комиссией «Зет», как это и было в действительности. В течение шести месяцев я действовал, соблюдая строгую конспирацию; теперь я высунул голову, чтобы «Феникс» мог меня увидеть.

— Нам ничего не известно об этих лицах, — жалобно произнес герр Эберт.

— Теперь вам известно все, господин генеральный прокурор.

Он высокопарно поклонился; голова его была похожа на большой булыжник, удерживающий равновесие на другом, еще большем голыше. Несколько месяцев назад я познакомился с его досье, так как мне косвенно приходилось иметь дело с руководимым им учреждением. Правда, ему не было известно, что это через меня прокуратура получила улики, согласно которым он подписывал ордера на арест.