Виталий Мальков - В пекле огненной дуги

Ещё в Бахты, командуя сабельным взводом, Александр накрепко усвоил одну истину — если в подразделении есть полное взаимопонимание и согласованность всех бойцов, если все они как единое целое, то в бою намного легче, да и лишних потерь можно избежать. Этой истиной он теперь и руководствовался, обучая взвод, особенно при отработке ближнего боя.

— Запомните, — поучал он своих бойцов, — в рукопашной вы должны помогать друг другу, прикрывать спины дерущихся рядом товарищей. Об этом никогда нельзя забывать.

Для наглядности Александр делил свой взвод на две группы, которые сходились между собой в учебной сшибке и отрабатывали технику приёмов и взаимодействие в бою.

Как-то за занятием взвода пришёл понаблюдать комбат. Он долго хмуро смотрел на происходящее, потом подозвал Александра.

— Ты бы, Романцов, малость того… полегче, — сказал Шульженко с усмешкой. — А то у твоих воинов синяков шибко много. Не хватало ещё мне покалеченных до отправки на фронт.

— Товарищ командир батальона, уж лучше пусть они сейчас друг другу синяки да шишки набьют, чем в настоящем бою их немец укокошит, — смело возразил Александр.

— Тоже верно, — согласился комбат и тут же погрозил пальцем. — Ты только палку не перегибай…

И всё же Александр «палку перегнул». Однажды он увёл взвод подальше от глаз комбата и ротного и приказал примкнуть штыки. Расставив бойцов попарно, дал команду отрабатывать основные приёмы штыкового боя, чтобы каждый хоть немного ощутил на себе, что такое настоящая рукопашная схватка.

— Только осторожно, — предупредил Александр.

Но всё равно трое получили лёгкие царапины от штыков. А вечером Александра вызвали к комбату.

— Ты что творишь, Романцов? — сразу накинулся на него Шульженко, багровый от ярости. — Под трибунал захотел?.. Твою дивизию!.. А если бы кто-то кого-то проткнул? А?! Ты об этом подумал?

— Виноват, хотел, как лучше, — понурившись, ответил Александр.

— Тоже мне, Суворов нашёлся. — Комбат опять выругался. — Есть же учебные пособия установленного образца с деревянными штыками, вот с ними и работай. Ты меня понял?

— Так точно, товарищ командир батальона, понял.

— Что ты понял? — Шульженко немного смягчился.

— Больше не повторится. — Александр изобразил на лице мину раскаяния.

— Ещё раз подобный фортель выкинешь, узнаешь у меня, почём фунт лиха…

Выйдя от комбата, Александр сдвинул шапку набекрень и вздохнул. Стало ясно, что кто-то из бойцов взвода «настучал» на него. Это был неприятный сюрприз.

Дальше подготовку пришлось проводить без всяких вольностей, как говорится, строго по регламенту…

В свободные минуты Александр доставал фотокарточку, на которой он был вместе с женой Клавдией, и подолгу рассматривал её, погружаясь в приятные воспоминания.

Он почти год ухаживал за этой хрупкой и нежной, душевной женщиной — вдовой погибшего лей-тенанта-пограничника. Окружал её заботой, всеми силами стараясь пробудить в ней ответные чувства. После гибели мужа Клавдия замкнулась в себе и всю свою любовь сосредоточила на пятилетней дочери Женечке. Растопить её вдовье сердце было непросто, но Александру это всё же удалось. Не зря говорят, «вода камень точит»…

Правда, Женечка пока ещё называла его «дядя Саша», но это было не страшно.

«Ничего, — думал он, — со временем всё образуется. Главное, победить фашистов».

Командование отряда устроило им скромную пограничную свадьбу — без лишней в этот трудный для Родины час пышности. А подарками были вещи и предметы, нужные в хозяйстве молодой семьи офицера.

Но так вышло, что спустя всего лишь две недели после своей свадьбы Александр покинул семью, отбыв сначала в Алма-Ату, а затем — на Урал. Конечно, расставаться с женой надолго очень не хотелось, но он не показывал этого, потому что сам несколько раз подавал рапорт с просьбой отправить его на фронт.

Приказом начальника Казахского пограничного округа от 16 ноября 1942 года он, лейтенант Александр Романцов, был исключён из списков начальствующего состава, как «откомандированный на укомплектование частей Отдельной армии войск НКВД»…

Вечером 18 января по радио Левитан начал читать очередную сводку от Советского информбюро:

— Говорит Москва… В последний час… На днях наши войска, расположенные южнее Ладожского озера, перешли в наступление против немецко-фашистских войск, блокировавших город Ленинград… Наши войска имели задачей разрушить оборону противника и этим прорвать блокаду города Ленинграда.

Следует при этом иметь в виду то обстоятельство, что за многие месяцы блокады Ленинграда немцы превратили свои позиции на подступах к городу в мощный укреплённый район, с разветвлённой системой долговременных бетонированных и других сооружений, с большим количеством противотанковых и противопехотных препятствий.

Прорвав долговременную укреплённую полосу противника глубиной до 14 километров и форсировав реку Неву, наши войска в течение семи дней напряжённых боёв, преодолевая исключительно упорное сопротивление противника, заняли город Шлиссельбург, крупные укреплённые пункты — Марьино, Московскую Дубровку, Липку, рабочие посёлки №№ 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, станцию Синявино и станцию Подгорная.

Таким образом, после семидневных боёв войска Волховского и Ленинградского фронтов 18 января соединились и тем самым прорвали блокаду Ленинграда!..

Дальше сообщение уже никто не слушал, потому что все, кто находился рядом, стали ликовать и поздравлять друг друга. Наконец-то проклятое блокадное кольцо, сжимавшее смертельными тисками Ленинград, было разорвано! Город революции спасён!

Пожалуй, это известие в тот вечер стало самым радостным не только для Александра и других офицеров и солдат Памирского полка, но и для каждого советского человека…

Ближе к концу января поползли новые слухи — открытие Второго фронта в ближайшие месяцы вряд ли состоится, и армию скоро отправят на передовую. Было только неясно, куда именно бросят, и опять начали выдвигать предположения. Конечно, в основном, все называли район Сталинграда, где произошёл явный перелом, и армия Паулюса сидела в надёжном «котле», но имелись и другие версии. Так, например, некоторые считали, что отправят на Волховский фронт, под Ленинград…

Этот январский день выдался на редкость тёплым и солнечным. Спиртовой термометр на двери штаба полка показывал всего лишь минус двенадцать градусов, что было как нельзя кстати — в полк приехала с выступлением местная агитбригада.

К трём часам дня командиры и красноармейцы, не занятые на службе и хозработах, собрались на очищенной от снега большой площадке перед штабом, служившей плацем для построений и строевых занятий. Ещё загодя здесь настелили необструганных досок, соорудив таким образом «сцену».