Виталий Мальков - В пекле огненной дуги

Романцов взглянул вдоль траншеи и едва различил там силуэты бойцов. За жизнь каждого из них он нёс ответственность, и прежде всего — перед собственной совестью. За каждого убитого она, как строгий и беспристрастный судья, конечно же, спросит с него, и не помогут здесь никакие доводы о приказе и о том, что на войне без потерь не бывает. В любом случае, он, лейтенант Романцов, как командир взвода, будет ощущать свою вину, если погибнет даже один его солдат.

«А может, обойдётся без потерь? А вдруг? Ведь такое порой случается. Ведь бывает же счастливое везение… Эх, если бы, если бы…»

Ракета, как ни странно, взлетела неожиданно, и Романцов на какое-то мгновение замешкался, растерянно наблюдая за ней. Но уже в следующую секунду он выбросил своё крепкое, тренированное тело из окопа и пошёл быстрым шагом по полю, краем глаза замечая, что слева от него выросла цепь красноармейцев.

Батальон в полной тишине двинулся в наступление, и от этой тишины возникла иллюзия нереальности происходящего. Эта тишина давила и даже немного пугала.

Уже было пройдено не меньше сотни метров, а немцы пока ещё не открывали огонь. То ли они не видели наступающих, то ли просто подпускали их поближе, чтобы встретить убийственным, шквальным огнём и разить наверняка.

Вчера немцы в результате яростного и скоротечного боя были стремительно выбиты из села Тёплое и окопались на этом поле, заняв те самые окопы, в которых неделю назад держали оборону бойцы 140-й дивизии. Теперь предстояло выбить врага и отсюда.

Над землёй потянулось белесое полотно утреннего тумана. Но стелилось оно слишком низко, едва достигая пояса, и в нём невозможно было спрятаться, стать невидимым для вражеских глаз.

Прошли ещё около сотни метров, и по-прежнему вокруг стояла тишина. Это уже было подозрительно.

«Что за чёрт? — подумал Романцов, напряжённо вглядываясь в струящиеся по полю туманные потоки. — Почему немцы не стреляют? Заснули все, что ли?»

Неожиданно в десятке метров перед собой он увидел бруствер траншеи и, немного растерявшись от ощущения её безжизненности, побежал вперёд, готовый вступить в смертельную схватку. Но его странное ощущение оказалось верным — в траншее и в самом деле никого не было. Немцы почему-то бросили эту линию обороны.

— Занять траншею! — подал он взводу команду которая, впрочем, была излишней — бойцы и так уже это сделали. — Следим за сигналами!

— Почему они отступили? — спросил оказавшийся рядом рядовой Семён Золотарёв, бойкий и смекалистый курский парень. — Как думаете?

— Да хрен их знает, — пожал плечами Романцов. — Скорее всего, отошли к Самодуровке, чтобы лучше укрепиться.

— Темнят что-то фрицы. Может, готовят западню?

Лейтенант хмыкнул. Золотарёв нравился ему своей сообразительностью и тем, что был склонен к глубоким рассуждениям, которые порой удивляли и даже ставили в тупик. Его серые глаза почти всегда были полны какой-то необъяснимой грусти, которая не вязалась с возрастом Семёна. Такая грусть обычно свойственна людям, пожившим и повидавшим, но никак не тому, кому идёт всего лишь двадцать второй год.

— Может, и готовят. Но село нам так и так надо брать.

Семён тяжело вздохнул.

— Чего так тяжко вздыхаешь? — Лейтенант внимательно посмотрел на рядового и заметил, что тот опечален. — Боишься, что ли?

— Да не в том дело. Дом вспомнил. Село-то моё не так уж далече отсюда. Южнее, к Белгороду.

— Ничего, закончим эту битву, и я попрошу, чтобы тебе отпуск дали. Навестишь своих.

— Спасибо, товарищ лейтенант. — Семён заулыбался. — Мне бы хоть пару деньков…

— Внимание! — передали по траншее.

Романцов взглянул влево и увидел там выросшую над окопом фигуру командира второго взвода. Лейтенант Кулагин поднял над головой правую руку, а левой сделал несколько махов вперёд, что означало: «Продолжать движение».

— Взвод, продолжаем движение! — негромко продублировал этот сигнал Романцов и выскочил из траншеи.

На поле вновь выросла неровная цепь наступающих.

«А может, они ушли и из Самодуровки? — пришла вдруг ободряющая мысль. — Или все перепились вусмерть и крепко дрыхнут?.. Эх, вот так бы идти и идти до самого села… Самодуровка… Что за дурацкое название? Здесь и погибать-то как-то несолидно… а то напишут, мол, погиб, освобождая Самодуровку… Нет уж, увольте…»

От таких размышлений Романцов немного повеселел. Возможность освободить село без особых усилий и потерь, конечно же, была привлекательной.

Между тем, небо светлело всё быстрей и быстрей. До восхода солнца оставалось минут двадцать-тридцать. Соответственно, и видимость быстро улучшалась. Теперь уже было понятно, что местность вокруг, как назло, ровная и практически открытая. Лишь кое-где темнели небольшие островки леса и какие-то бугорки, но в основном всюду простиралось ржаное поле. И хотя рожь местами высилась аж до пояса, и в ней, в случае чего, можно было залечь, но это как-то радовало не очень.

Да и значительная часть этого поля была покрыта большими чёрными проплешинами пепелищ и изрыта воронками от снарядов. Неделю назад здесь шли ожесточённые бои. Немцы одержимо, невзирая ни на какие потери, рвались к Тепловским высотам, которые считались «ключом от ворот Курска». Тут и там на поле виднелась подбитая фашистская техника: танки, самоходки, бронетранспортёры. Десятки стальных «монстров-убийц»… Все они уже не представляли опасности и теперь лишь безмолвно свидетельствовали о происходившей на этом участке фронта ужасной трагедии. Периодически на пути попадались начавшие разлагаться трупы немецких солдат и советских воинов. Тяжёлый смрад уже висел над ними, вызывая невесёлые мысли о бренности человеческой жизни. Но этим мыслям поддаваться было нельзя, потому что они ослабляли волю, а значит, мешали победить.

За невысоким пригорком открылась печальная батальная картина — уничтоженная батарея из двух 7б-миллиметровых орудий. Одна пушка лежала опрокинутой на левый бок, а вторая была смята вражескими гусеницами. Вокруг валялось множество гильз от снарядов и пустых снарядных ящиков. Возле пушек лежали в разных позах погибшие артиллеристы. Их тела были изуродованы ранами: оторванные руки и ноги, вывороченные наружу кишки. Жуткое, отвратительное зрелище. Смерть поработала здесь на славу…

Буквально в десятке метров от перевёрнутого орудия стоял, уткнув в землю мощный, хоботообразный ствол, массивный немецкий танк. Своими очертаниями он напоминал Т-4, но был больше размерами. Видимо, это и был один из «Тигров», на которые здесь, на Курской дуге, сделали ставку Манштейн и Модель. Но ничего у этих хвалёных немецких генералов не вышло — их танковые армады разбились о прочную советскую оборону и превратились в металлический лом. На весь их гусеничный зверинец нашлись достойные зверобои.