Николай Иванов - Объект 217

Оставшиеся боязливо переглянулись.

– Может, диверсанты? Нас предупреждали, – шепотом высказала предположение Груня.

– Это она, – вдруг осенило Зорю, и она в ужасе оглядела соседок. – Она туда пошла.

– Кто? – не сразу поняла Варя. – Ты что, про Наталью?

– Она! – упрямо повторила девчонка. Сделала попытку пойти следом за бригадиром, но ноги не слушались.

– Думай, что говоришь, – все так же шепотом проговорила Груня, не переставая оглядываться.

Несколько мгновений стояла тишина. Все страшные цифры погибших на фронтах померкли перед одной-единственной смертью паренька, мелькнувшего несколько раз при бригаде. Близкая смерть – она всегда жальче…

Защита появилась со стороны Стеши. Показавшийся там Кручиня хотел остановить морячку, однако та махнула рукой и пробежала мимо, не останавливаясь. Понимая, что в бригаде что-то случилось, Иван Павлович тем не менее сначала поздоровался:

– Добрый вечер, девчата. А напарника моего, случаем, не видели? – невольно затронул самое животрепещущее. – Ну что, наконец, случилось?

Подался к Зоре, как самой убитой известиями, но замер, а потом и вовсе отступил на шаг назад: на насыпь взбегал с пистолетом в руках лейтенант Соболь. Замерев напротив белогвардейца и едва отдышавшись, не без угрозы поинтересовался:

– А где наш любимый ножичек, гражданин Кручиня?

– Нож? – огляделся по сторонам Иван Павлович. Тронул усы, успокаивая себя. – Да вот сам ищу. Вчера обронил где-то. Думал, может, у напарника моего, Семки…

Смершевец кивнул:

– Ага. У Семки. В самом сердце. Этот?

Показал во второй руке нож – наточенное до срезания волоска лезвие с обмотанной изолентой ручкой. На такой липучке рука не соскользнет, даже если вспотеет. Совсем недавно он вытаскивал его из противогазной сумки зэка…

Зоря еле слышно вскрикнула, Варя и Груня обняли ее, втроем защищаясь от неведомой опасности.

– Ты арестован, гражданин Кручиня. Одно лишнее движение – стреляю. Вперед!

Подтолкнул зэка с насыпи, скатился следом за ним. Мимо подбежавшей Натальи и появившейся следом Валентины Ивановича под их недоуменными взглядами погнал арестованного к расположению контрразведки.

– Что там? – первой пришла в себя Варя, обратившись к бригадиру.

– Там плохо, – откровенно призналась та. Поднялась на насыпь, присела на трамбовку, принялась доставать папиросу. Первая спичка сломалась, второй едва не обожгла пальцы. Быстрыми затяжками раскурила папиросу, в конце глубоко затянулась.

– Вот тебе и не фронт, – прошептала Варя. – А человека нет.

Все посмотрели на Зорю. Она качалась, обхватив колени и глядя в одну точку:

– А он… он имя мое у кого-то узнал… Только ведь самолетики многие умеют делать! – вдруг встрепенулась с надеждой. – Может, не он?

– Нам за работу, девочки, – похоже, впервые за месяц по-человечески обратилась к своим работницам Прохорова. – Привезли рельсы. А с этим… с этим разберутся те, кому положено.

По-военному вытянувшись перед фронтовичкой, Наталья попросила:

– Разрешите, я останусь с бригадой? На кухне может побыть Зоря с бабой Лялюшкой.

Бригадир согласилась сразу, будто сама искала способ примириться с лучшей работницей. Жаль, что причиной для мира послужила смерть парня…

– Хорошо. И пока никому ни слова, никакой паники и пересудов, – предупредила подчиненных. – Зоря, пошли на кухню. Пошли, родная.

Глава 12

Врагов метался по землянке загнанным зверем. Стоявший у стены Соболь лишь втягивал и без того впалый живот, чтобы майор не задел и не снес его на своем пути.

– Не верю. Слишком просто все. Слишком… – Майор протер залысины. Брови можно было оставить в покое, сон как рукой сняло. Так что высыпаться придется после победы. – Может быть, нас специально и хотят пустить по самому легкому, лежащему на поверхности следу… Боюсь явных улик. Не верю им.

Взяв со стола нож, попробовал его заточку на собственном ногте большого пальца. Отдернул руку, вернул на место оружие преступления.

– И осталось два дня. Что с таблетками?

Лейтенант опустил голову. Ему хотелось думать, что гибель осведомителя если не закроет вопрос с врачом, то хотя бы перенесет его на дальние времена. Но майор помнил все и неустанно сопоставлял все имеющиеся на данный момент факты.

– Ну?

– По вашему указанию были проверены все склады в медсанбате. Там тоже оказался мел. Тыловик, шкура, заготавливал у спекулянтов. Сознался.

– Врачиху отпустить!

– А может, пусть бы посидела эти два дня? – предложил лейтенант, пытаясь выжать хоть малую толику оправдания от своих предыдущих действий. – На всякий случай…

Майор не ответил, он был занят своими мыслями, которые словно втирал носовым платком через свой высокий лоб. И когда Соболь подумал, что его предложение принято, начал размышлять вслух:

– Отпустить… Хорошо. Или… или наоборот, плохо. Плохо! Враг заметался, и надо, чтобы он увидел: мы не пошли у него на поводу. И тогда начнет торопиться еще сильнее. И, как бывает часто в таких случаях, станет делать ошибки или хотя бы оставлять следы.

Раздался стук в дверь. Вечный часовой Гаврила впустил бабу Лялюшку, не без почитания переступившую штабные хоромы. Оглядела их пристально: да, это не их навесик с нарами, где всей бригадой вповалку…

– Звали, сыночки?

– Мы не зовем, мы вызываем, – поставил на место гостью лейтенант.

– Еще не дед, а уже ворчишь, – неодобрительно посмотрела на нетерпеливого офицерика старуха. Соболь хотел опять возразить, но майор опередил:

– Звали, звали, баба Лялюшка. Проходите, присаживайтесь. Имя у вас больно красивое, необычное, со смыслом.

Польстил, польстил бабуле своим учтивым обхождением. Не сказать, что шла она в особый отдел совсем уж без робости, но грехов за собой не чуяла, а значит, имела право на уважение к себе.

– Так будет иметь смысл, ежели половина деревни на коленях пересидела: нянчилась со всеми, кого оставить не на кого было. Мой хозяин… – Глянула на лейтенанта: ты, хлопчик, еще титьку у мамки сосал, а мы Отечество защищали. Потому не стращай никого, а бери пример со своего командира. – Мой Федя пропал в Первую мировую, так что своих деток не заимелось. А теперь даже страшно представить, сколько лялюшек окажется после этой войны…

– Война страшная, – согласился начальник контрразведки. Подвинул табурет себе, подсаживаясь к гостье за один стол. – Как вам работается?

– Девки говорят, что, если бы можно было солнце подпереть, работали бы и больше. Тяжело, не скрою. А надо.

– Это вы правильно сказали – «надо», – согласился Врагов с «девками». Подвинул ближе к бабе Ляле «крылатку» с новым букетом полевых цветов – женщин они умиротворяют и располагают к беседе. Успел посмотреть и на Соболя: только попробуй этот букет стащить… – А вы знаете такого рабочего – Кручиню Ивана Павловича?