Николай Иванов - Объект 217

В этот момент Врагов и прижал голову сына, не давая ему приподняться и увидеть влажные глаза отца.

Что сталось с сыном и женой, в самый канун войны тоже выехавшей к матери, не известно. Возникла однажды возможность поискать следы родных через киевских подпольщиков, но и с теми связь прервалась. Боясь признать, что возможная гибель подпольщиков связана с его просьбой, оставил попытки узнать о семье через подчиненных, действующих в тылу фашистов. Остается ждать освобождения Киева. И приближать это. Строительство дороги – из этого ряда. И чтобы на ней ничего не взорвалось – это тоже часы и минуты, которые могут разорвать тягостную разлуку.

– А какое задание? – напомнил о себе и обещании Василек.

– Задание сложнейшее, Коля.

Оттого, что майор впервые назвал его просто по имени, Василек, и без того лежавший без движения, притих совсем. Может, и впрямь что-то серьезное предложат? Только бы не раздумал.

А раздумывать Врагову было о чем. Одно дело идти на риск самому или даже посылать на врага подчиненных, но взрослых, и другое – посылать в пасть к абверу ребенка. Да еще так похожего на сына. Боялся проснувшегося азарта схватки с абвером, где Василек в главной роли…

– Как тебе Антон?

– Нормальный пацан. Воевал в партизанах. Полицаи предали.

– Про разведшколу свою что-то рассказывал?

– Не, больше про партизан.

– А надо бы про разведшколу…

Василек, начиная улавливать мысль начальника контрразведки, привстал. Выведать как можно больше о диверсантах?

– Как смотришь на то, если… если мы тебя пошлем учиться не в Суворовское училище, а… в немецкую школу диверсантов?

Несмотря на свой малый рост, Колька едва не снес то ли макушку себе, то ли накат землянке. Жгут от гимнастерки маятником закачался перед лицом, и Колька нервно дернул его, выказывая готовность учиться на одни пятерки. А вот гимнастерку придется шить на заказ по новой. Или теперь уже подбирать лохмотья, как у Антона?

Майор притянул Василька за брючину обратно на нары.

– Ты посидишь… поживешь здесь день-два с Антоном. Порасспрашивай его о разведшколе. Все до мелочей, допрос не всегда передает атмосферу и детали, которые проскальзывают в простом разговоре. Особенно где отбирают беспризорников, как проходит проверка, чем запомнилось начальство.

– А если мы вдвоем с Антоном…

Врагов пристально посмотрел на парня. Он не был бы назначен на должность начальника контрразведки стройки, за которой лично следит товарищ Сталин, если бы не прорабатывал и этот вариант. Тем более на первый взгляд он выглядел идеально: выполнивший задание диверсант возвращается в школу, да еще и ведет с собой «цыганенка». Но где в таком случае результат от выполненного задания? А если Антон все же легендируется и сдался как раз по заданию абвера? Тогда Василек обречен с этой самой минуты. Надежнее всего, если абвер сам подберет Василька, оказавшегося в нужное время в нужном месте. Самому стучаться в двери – это не от большого ума…

– Антона отправим в Москву, там после проверки подумают, что с ним делать. И о тебе доложим.

О, как вновь раздалась грудь Василька! Словно о нем уже узнал сам Сталин! И вновь Врагов, спасая накат и голову парня, успел ухватить его за галифе.

– Но ему об этом разговоре ни слова. Ни намека. Вообще никому. От этого зависит не только твоя жизнь, но и выполнение задания. Хотя…

– Что? – встревожился Василек.

– Это мы сейчас с тобой фантазируем, а решать по тебе будет Москва. Это, брат, не сейфы у начальства вскрывать.

Сравнение оказалось неуместным. Василек снова сник, сделался плоским и бесцветным, как поменявшее не одного арестанта суконное одеяло. Спасая положение, Врагов крикнул:

– Гаврила!

Боец заслонил собой тот небольшой просвет, что давала утопленная в землю вместе со строением дверь.

– А пожарь-ка, Гаврила, задержанным картошки. Да сковородку побольше найди у поваров. И Соболю передай, чтобы явился ко мне в штаб.

Глава 13

До стройки еще не дошло распоряжение о досрочном ее завершении, но то, что возведение однопутки само по себе приближалось к концу, уже создавало атмосферу радостного напряжения. Из механики известно, что если затягивать до бесконечности гайки, то в какой-то момент у них просто срывается резьба. Но то неодушевленная механика, а на объекте 217 выкладывались люди, сами готовые лишиться последних сил, но – за сроками сдачи дороги. Потом, после того как пойдут на фронт поезда, – хоть потоп.

Валентина Иванович Прохорова узнала о новой дате пуска одной из первых от начальника стройки. Настояла: при всей важности вспомогательных объектов и формировочной горки надо перебросить все бригады, и ее в том числе, на основную ветку.

По крайней мере, ее люди могли переместиться на параллельный участок и довести его до рабочего состояния, а работавшую там бригаду бросить на завершающий участок строительства. Идея была не то что своевременная, а крайне необходимая, и решение было тут же подписано в виде приказа по стройке.

Возвращающиеся из-под ареста Полина и Кручиня и застали Наталью как раз на новом участке. Она толкала тачку с щебенкой на насыпь, и Иван Павлович, подбежав, отодвинул ее от рукояток.

– Где девочка, что надорвалась? – поинтересовалась своей заботой Полина.

Наталья настороженно посмотрела на нежданных помощников. Она своими глазами видела, как уводила обоих контрразведка. Значит, оба каким-то образом связаны со смертью Семки, и их появление на свободе… Сбежали? Отпустили? Не виновны? Верить или нет? Ведь ее саму держали во время проверки под арестом несколько дней, и она потом была безмерно благодарна всем, кто не поверил в ее предательство…

– Зоря там, – показала направление к кухне.

Кручиня уже рассыпал щебень между рельсами, укрепляя шпалы. Дождался, когда исчезнет сокамерница.

– Что одна?

– Сегодня работали в две смены. Отправила отдыхать.

– А сама?

– Я три дня у кухни загорала. Вас… отпустили?

– Не сбежал же, – улыбнулся Иван Павлович, стараясь всем своим беззаботным видом снять напряжение.

Наталья, боясь обидеть человека подозрениями и в то же время желая расставить все точки над «i», раз и навсегда прекратить недомолвки, после некоторого сомнения все же спросила:

– Говорят, Семка следил за вами…

Иван Павлович облокотился на тачку, благо она увязла колесом в песке. Кивнул Наталье – присядь. И тебе отдых, и мне удобнее разговаривать. А за вопрос не красней, он справедливый…

– Я видел в лагерях слишком много людей, которые по разным причинам оговаривали невиновных. А потом каялись, отмаливая грех, – начал со слишком дальних подходов Иван Павлович.

– А… при чем здесь Семка? – попросила связать все воедино Наталья.