Юрий Стукалин - Последний защитник Брестской крепости

Лица и гимнастерки обоих были сплошь покрыты копотью и грязью, оттого узнать друг друга сразу оказалось непросто.

— Свои, — ответил старшина, вытирая ладонью заливающий глаза пот со лба.

— Да понимаю, что свои, — устало проворчал офицер и вдруг обрадованно воскликнул: — О! Митрич!

— Признал, наконец? — Кожевников улыбнулся.

Старший лейтенант Аким Степанович Черный, командир транспортной роты 17-го погранотряда, сжал его в объятьях:

— Живой, чертяка!

— Как видите, товарищ старший лейтенант.

— Ну теперь точно продержимся до подхода наших! — Голос у Черного был глубокий, басовитый. Заметив что-то, происходящее за спиной Кожевникова, он вдруг взревел: — Ты что делаешь?!

Старшина обернулся и понял, что так разозлило старшего лейтенанта. Солдат, склонившись над трупом немца, снимал с безжизненной руки часы.

— Ты что ж мародерничаешь?! — вскинув брови, грозно продолжал Черный.

— Свои потерял… — невнятно пробубнил солдат.

Кожевников невольно глянул на свои разбитые часы. Старший лейтенант перехватил взгляд и приказал солдату:

— Отдай старшине, раз уж снял. Если что, он тебе время и подскажет. Оружие берите, патроны, фляги с водой, пропитание, если есть. А пустого мародерства не допущу! Вы — бойцы Красной Армии, а не урки! Ясно?

— Да, — солдат насупился.

— Что «да»?

— Так точно! — вытянулся он в струнку.

Черный сделал вид, что не слышит, и солдат быстро поправился:

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

Черный удовлетворенно кивнул и обратился уже к Кожевникову, который брезгливо покрутил в руке немецкие часы, а потом вернул их солдату:

— Сколько у тебя народу?

— Осталось пятнадцать человек, один ранен легко в руку.

— А что у тебя с головой?

— Ерунда, — отмахнулся старшина, — не обращайте внимания.

Кожевников был искренне рад, что появился наконец кадровый офицер и старшина мог со спокойной совестью снять с себя груз ответственности за солдат. К тому же у Кожевникова было много вопросов, на которые, как он надеялся, офицер мог знать ответы.

— Что происходит? — спросил он, обводя вокруг руками. — Неужели немцы войной пошли?

— Похоже, — мрачно подтвердил Черный.

— Но куда смотрит командование и товарищ Сталин?! Уже могли бы перебросить сюда войска…

— Командование смотрит куда надо, — резко оборвал его рассуждения старший лейтенант и спросил одного из проходивших мимо солдат: — Где Мельников?

— Раненых осматривает, — ответил рядовой.

— Хорошо.

— И Мельников тут?

— Да, — сощурился Черный. — По дороге повстречались.

— Что будем делать? — спросил Кожевников.

— Будем защищать остров и ждать основных сил.

— А они будут, силы эти? — старшина смотрел на него с сомнением.

— Ты же старый вояка, старшина, — укоризненно покачал головой Черный. — Конечно, будут. Вот увидишь, как товарищ Сталин и коммунистическая партия в ближайшую пару дней намылят хребты этим сволочам. Нам только продержаться немного надо.

Подошел старший лейтенант Мельников, сдержанно поздоровался с Кожевниковым.

— Какие мысли? — спросил его Черный.

— Надо пробиваться на Центральный остров, в крепость, — сухо проговорил Мельников. — Тут нам не выстоять.

— Федор, ты в своем уме? — изумился Черный. — Да они дорогу так держат, что не пробраться.

— И что ты предлагаешь, Аким? — Мельникова аж передернуло. — Сидеть, пока они прорывают оборону?

— А ведь правда, — взял слово Кожевников, — пробиваться надо, товарищ старший лейтенант. Нас теперь поболе будет, и оружия хватает.

— Митрич, а как потом товарищам в глаза смотреть? Я — коммунист и останусь здесь. И мои солдаты тоже.

— Не кипятись, — прервал его Мельников. — Я думаю, надо разделиться. Ты останься тут, у гаражей и казармы, а я возьму несколько ребят и разведаю, что да как. Может, и прорвемся.

— Я с вами, товарищ старший лейтенант. — Кожевников не раздумывая присоединился к Мельникову. У него появился реальный шанс добраться до дочери.

— Годится. — Мельников немного помедлил, раздумывая. — Мы с Митричем берем с собой человек десять, а старший лейтенант Черный удерживает позиции здесь. Так, Аким?

— Согласен. Давайте, не теряйте времени. — Черный поднялся и пожал обоим руки. — Удачи вам.

— Эх, жаль, связи у нас нет! — вздохнул Мельников. — Собрать бы всех воедино. Лейтенант Жданов с группой человек в десять-двенадцать сражается где-то севернее. Кто-то засел в горжевых казармах, но там сейчас очень жарко. Не исключено, что остались люди в ДОТах. Вместе было бы проще прорваться.

В результате собралась группа из двадцати бойцов. Кроме Кожевникова к Мельникову присоединились сержант Пахомов, рядовой Мамочкин и еще пятеро пограничников-добровольцев.

Матиаса Хорна мутило. Ему кричали в ухо «Вперед!», и он бежал, велели ползти — он полз, приказывали стрелять — стрелял. Пот заливал лицо, во рту пересохло. Вокруг творилось нечто невообразимое. Казалось, что никакой организации в войсках нет и в помине: вопли, стоны, взрывы, стрельба — все смешалось в один сплошной гул — отвратительный, свербящий мозг.

Передовые отряды проникли в Цитадель, там шел ожесточенный бой. На Западном острове, который покидало отделение Матиаса, другие бойцы вермахта произведут зачистку, накрыв минометами и артиллерией жалкие остатки русских пограничников. Теперь именно здесь, на Центральном острове, решалась судьба наступления. Но по озабоченным лицам офицеров становилось ясно, что дела идут не так, как планировалось, что-то сбилось в отлаженном механизме наступательной операции.

— Вперед! Не задерживаться! — кричали командиры.

Матиас отупело тащился вслед за остальными, стараясь не потерять из виду своих друзей. Проклятая экипировка давила к земле, в висках стучало, он запыхался, но от повсеместной гари невозможно было набрать воздуха полной грудью. Происходящее совсем не походило на марш-броски, которыми их мучили в учебке. Хоть и гоняли их до седьмого пота в полной боевой выкладке, и что такое стертые до крови ноги, он испытал на себе, но тогда было понимание, что все скоро закончится и можно будет упасть на свою койку и забыться безмятежным сном. Здесь же все было иначе, и когда кончится именно этот кошмар, никто не знал.

Фельдфебель, инструктор в учебке, готовил их жестко, многого они от него натерпелись, ненавидели его люто. Глупцы, они мечтали поскорее выбраться оттуда, попасть в настоящие войска. И вот их желание исполнилось, но рады ли они этому? Матиас подумал, что, предложи любому из них сейчас вернуться обратно в учебку, визжать будут от радости. Даже зверское лицо садиста фельдфебеля вспоминалось теперь с ностальгией. Из всего отделения, к которому был приписан Матиас, оптимизм излучал лишь Риммер.