Александр Андреев - Очень хочется жить. Повесть

Смышляев, тихонько посвистывая, напряженно и с подозрением оглядывался вокруг, вздрагивая от шумного лошадиного фырканья.

Иван Заголихин, увешанный толовыми шашками, сонно качаясь в такт лошадиным шагам, глядел в промежуток между ушами мерина.

Пятый, Серега Хмуров, длинноногий и длиннорукий подросток, помощник комбайнера, все время отставал, а потом трусцой догонял, встряхивая локтями, словно птенец голыми крылышками.

В сумерки они выехали к тому месту, где Никиту угощал сигаретами немецкий мотоциклист. Остановились. Где-то далеко-далеко рвались снаряды и мины, и гул разрывов, сливаясь воедино, долетал сюда, слабый, притушенный расстоянием; изредка пролетал самолет, звук его незаметно возникал, усиливался и стихал, отдаляясь. Дорога была знакома Никите и Нине; она пересечет лесной массив и выведет к ржаному полю, а там, за полем - линия железной дороги.

На опушке спешились. Никита оставил Серегу Хмурова с лошадьми. На половине поля рожь была скошена, бесформенными кучами чернели крестцы снопов. Молча пошли, шурша ногами по жнивью. Никита нес в сумке от противогаза две мины нажимного действия. Задерживались, прислушивались, опять шли… Где-то вдалеке возник характерный перестук идущего поезда. Никита испугался: опоздали. Но сейчас же успокоил себя: ночь только началась, пойдут другие… Дробный перестук справа вдруг перекинулся налево. Эшелон шел со стороны фронта… Паровоз, рассеивая искры, оглушительно пыхтя, с натугой тянул на подъем длинный траурно-черный - без единого огонька - состав вагонов, должно быть, с ранеными солдатами. Никита с Ниной присели за снопы, Иван Заголихин и Смышляев скрылись за другим крестцом. Ночь, густая и печальная, мягко, ласково обняла землю, заботливо, как надежная и добрая сообщница, закрыла своей темнотой партизан от вражеских глаз. Поезд прополз, удалился, хотя долго еще слышался, замирая, стонущий, болезненный перестук его колес.

- Смышляев и Нина Сокол остаются здесь, - сказал Никита вполголоса, - В случае чего прикрывайте нас огнем.

- Свою мину я заложу сама, - настойчиво заявила Нина.

Никита разозлился, сердито и с хрипом прошептал ей в лицо:

- Делай, что тебе говорят!

Нина как будто съежилась вся, молча и торопливо начала снимать противогазовую сумку с миной. И Никита вдруг пожалел девушку: столько она уже перетерпела, столько времени ждала первого боевого задания, этой вот Минуты… Быть может, такой случай и не повторится никогда. Никита остановил ее руку, внимавшую через голову сумку, тихо произнес, как бы раскаиваясь за свой порыв:

- Достанется же мне от твоего Ракитина…

В ответ Нина только улыбнулась, благодарно, дружески. А Смышляев, привалившийся к снопам, внезапно встрепенулся, вытянулся, с паническим страхом глядя на Никиту и Нину. Никита обеспокоенно спросил его:

- Ты чего испугался, услыхал что-нибудь? - Никита насторожился. Было глухо вокруг. Только сильными и редкими рывками билось сердце, - Ты понял, что я тебе сказал?

- Что ж тут не понять? - Смышляев опять навалился на снопы, спокойный и равнодушный. - Действуйте…

Приблизившись к насыпи, Никита опять остановился, оглядываясь, ловя ночные шорохи. Иван Заголихин подтолкнул его под локоть, и возле уха Никиты как будто прозвучала низкая басовая струна:

- Никакой охраны тут нет… Еще не догадались. Идем.

На дне канавы, смутно проступая во мраке, громоздились сброшенные с насыпи вагоны разбитого пассажирского поезда.

- Помнишь, Нина? - прошептал Никита.

Нина сильно, взволнованно сжала ему руку.

- Да. Девочка в голубом платьице бежала тут… - Оторвавшись от Никиты, Нина легко вскарабкалась по крутой песчаной, заросшей редкой травой насыпи.

Никита и Иван всползли за ней. Присели на рельсах, замерли, - только блеск в глазах, живой, тревожный и чуткий. Рельсы, холодно и тускло отсвечивая, расходились в стороны, иглами вонзаясь во тьму, и едва уловимо, подобно комариному зудению, звенели.

- Так, - сказал Никита. Убедившись в том, что опасность не угрожает, он как бы скинул с себя сковывающий тело страх. - Теперь начнем… Спокойно, без спешки, наверняка. Подложим под обе рельсы. Иван, подкапывай здесь… Мину готовь… взрывчатку…

Нина выхватила у Ивана деревянную - чтобы не звенела о камни и железо - лопатку и принялась выкапывать ямку под шпалой. Что-то шептала, ободряя себя.

Никита, следя за ней, удивлялся: откуда у нее бралось столько силы и ловкости?.. Иван Заголихин, помогая девушке, руками отваливал песок и камни из ямки, дышал шумно и прерывисто.

- Хватит, - прогудел он. - Иди закладывай… - Глухой бас его показался оглушительным, и Нина, вздрогнув, кулачком толкнула его в коленку:

- Тихо, ты!.. Иди, Никита.

Никита перекинулся от одной рельсы к другой, прижался, распластываясь на шпалах, все время озираясь и прислушиваясь. Он подложил мину, толовые шашки, осторожно вставил взрыватель, проверил.

- Засыпайте, - прошептал он и отодвинулся, сел на рельсу, снял кепку, вытер лицо рукавом. - Хорошо засыпайте, чтоб незаметно было…

- Все, - отозвался Иван, подползая к Никите.

Нина задержалась на секунду, и в темноте обжигающе горячо прошелестела ее страшная по своей жестокости мольба:

- Господи, хоть бы поезд прошел, хоть бы изорвалась…

Они тихо спустились с насыпи, обогнули лежащий вверх колесами пассажирский вагон и побрели по полю к тому месту, где оставили Смышляева. Его на месте не оказалось. Обшарили крестцы снопов, предполагая, что он задремал, пока они возились у рельс, раза два окликнули. Смышляев исчез. Никита вдруг затосковал, обессиленно опустился на сноп. И зачем только взял с собой непроверенного, неизвестного человека!..

- Шкура! - пробасил Иван и со злостью ударил сноп ногой. - Видно было, что он, как полк, на сторону косится. Хорошо, если спрятался где-нибудь, просто не захотел воевать, а если к немцам перекинулся?.. Тогда вся наша работа впустую…

- Ой, неужели он это сделает! - простонала Нина. - Что же теперь, Никита?..

- Подождем здесь немного. В случае, если немцев приведет, хоть огнем встретить… - Но, посидев полчаса в томительной тишине, невольно вздрагивая от малейшего шороха, все время ощущая предательски подкрадывающуюся опасность, Никита встал. - Идемте к лошадям…

- А поезда ждать не станем? - спросила Нина и, разочарованно поднимаясь, посмотрела на небо. Облака широко раздвинулись, обнажив густо роившиеся, все в иголочках звезды. Блеск их, рассеяв темень, высветлил вышину, а внизу мрак как бы уплотнился, непроницаемостью своей обволок предметы и людей. На середине поля Нина остановилась, задержав Никиту и Ивана, - сквозь шуршание шагов по жнивью она уловила звук, похожий на стрекот кузнечика. Стрекот настойчиво пробивался сквозь все шорохи, сквозь лесные массивы и темень. Через несколько минут ожидания кузнечик уже отчетливо выстукивал свою бодрую, неутомимую, скрипучую трель. А еще через несколько минут будто кузнец уже бил тяжелым молотом по звонкому металлу: по дороге мчался поезд. Тысячи отзвуков мешали определить его направление: сначала он шел слева и вызвал в партизанах досаду, затем неожиданно перескочил направо и задержался там, стуча все громче и громче.