Иван Золотарь - Записки десантника. Повесть

- Хороших ребят привезли, нужных, - сказал он, обращаясь ко мне. - В каждый бы отряд по такому специалисту подрывного дела, как этот ваш богатырь Петр Иванович!

Продолжая беседовать, мы двинулись к штабу.

- Давайте-ка посидим, покурим вот под этой сосенкой, - предложил Жукович. - Уж очень погодка хороша!

Утро действительно было чудесное. Легкая пелена тумана все больше редела, пока не растаяла совсем. Над нами показалось чистое, будто вымытое, лазоревое небо. Весеннее солнце ласкало своим теплом молодую поросль травы. На деревьях и в густом кустарнике слышался веселый птичий пересвист. Картина была исключительно мирной, и как-то не верилось, что где-то рядом, вот на такой же мирной земле бушует война. Но о ней вдруг напомнил прерывистый гул вражеского самолета. Сначала он доносился издалека, потом - все ближе, явственней и, наконец, перешел в оглушительный рев, и вот прямо над нашими головами из-за вершин деревьев скользнул двухфюзеляжный «фокке-вульф».

- Эх, опоганила весеннее небо, проклятая рама! - воскликнул Большаков.

- Все нашего брата, партизана, ищет, - спокойно сказал Рудак.

- Поищет-поищет, да и улетит, - с деланным равнодушием проговорил Лопатин.

Но самолет появился снова. На этот раз он сделал над нами несколько кругов и на последнем заходе прошил лес длинной пулеметной очередью.

- Заметил, видно, холера, - сказал Жукович. - Не выносит фашистский стервятник мирного отдыха добрых людей. - И, повернувшись ко мне, спросил: - Ну как, вошли вы в курс боевой жизни бригады?

- Так точно, Павел Антонович.

- С чего же думаете начать?

Я в общих чертах доложил наши с Рудаком наметки в отношении разведшколы Нивеллингера, рассказал о планах захвата штабных офицеров под Минском, о намерении проникнуть в войсковые центры противника в самом Минске.

- А не многовато ли для начала? - пряча улыбку, спросил Жукович и метнул на меня лукавый взгляд.

Мы и сами говорили об этом, - вставил Лопатин.

- Оно, конечно, хорошо бы побольше, да силенок-то хватит ли? - Павел Антонович пристально посмотрел на всех нас по очереди и продолжил: - Ну, не будем сейчас вдаваться в детали. Мысль о переключении главного внимания бригадной разведки на Минск, во всяком случае, правильна. Надо смелее устанавливать там контакт с советскими людьми. Особенно с теми, кто вынужден работать в штабах и канцеляриях гитлеровцев.

Жукович сделал паузу, которой воспользовался Лопатин.

- По-моему, нельзя ослаблять внимания и к Борисову, - сказал он.

- Это верно, - поддержал его Павел Антонович. - Борисов забывать нельзя. И, кстати, вот что. Ваши данные, - обратился он к Рудаку, - относительно усиленной переброски в сторону фронта эшелонов с танками, самоходной артиллерией и войсками подтверждаются данными разведок других отрядов. Мною получено указание Центрального штаба партизанского движения усилить наблюдение за этими перевозками. Так что сейчас необходимо сосредоточить максимум внимания на выполнении этой задачи. Я бы просил вас, - снова повернулся Жукович ко мне, - в первую очередь заняться этим вопросом.

- Видно, назревают большие дела на белорусском направлении, - задумчиво промолвил Большаков.

- И не только на белорусском, - загадочно поправил его Павел Антонович.

Между командирами и Жуковичем завязалась оживленная беседа об общей обстановке на фронтах, а у меня из головы не выходили железнодорожные перевозки. «Как я выпустил их из виду? А ведь мне Рудак говорил об этом», - корил я себя. И знакомое чувство недовольства собой закипало на сердце.

- А свой план вы по мере сил старайтесь реализовать, - сказал, прощаясь со мной, Жукович. - Скажу больше: решительнее проникайте в Минск, ищите подходы к самому гаулейтеру, имперскому комиссару фон Кубе. Уничтожение этого главного палача белорусского народа, личного друга Гитлера, - большое политическое дело. Им занимаются уже многие партизанские отряды. Смело включайтесь в это дело и вы с Рудаком. Но, - Жукович улыбнулся, - не забывайте и малых, будничных дел.

Павел Антонович отлично, видимо, понимал мое душевное состояние в те минуты.

Дня через два мы с Володей провожали молодых разведчиков в Борисов. Они должны были собрать, сколько возможно, более полные данные о железнодорожных перевозках противника, а заодно поручить своим связным прощупать подходы к разведывательной школе, к штабу борисовского гарнизона и к некоторым другим объектам.

Николая Капшая мы хотели на этот раз задержать в лагере и дать ему, единственному в бригаде владеющему в какой-то мере графикой, другое важное и срочное поручение: изготовление печатей и штампов. Когда я сказал об этом Николаю, он растерялся.

- Вы… отстраняете меня от разведки? Не доверяете?

Я посоветовал ему не говорить глупостей и стал разъяснять особенную важность и срочность того задания, которое ему предлагалось. Но было видно, что это его нисколько не интересует. Выслушав меня, он спросил:

- Вы пошлете Бориса и Артура без меня?

Я обозлился:

- А что, боишься, что они без тебя дороги не найдут?

- Не в этом дело…

- А в чем же?

- Лучше, когда мы ходим втроем.

- Почему?

Николай замялся. Лицо его выражало напряжение, он поджал губы и молча переминался с ноги на ногу, не решаясь, видимо, начать откровенный разговор. Я понял, что он опасается, как бы не скомпрометировать Бориса и Артура. Рудак, видно, не зря меня предупреждал об особенной щепетильности Николая.

- Говори прямо: боишься, что без тебя твои товарищи не справятся с заданием? - старался я вызвать его на откровенность.

- Нет, что вы! Задание они выполнят, но дело в том… Борис, понимаете, имеет один недостаток… Он любит выходить из города с огоньком.

- С каким огоньком?

- Ну… когда мы выходим из Борисова, ему обязательно хочется уничтожить одного-двух фрицев, а на худой конец хотя бы парочку полицаев.

- И как же вы это делаете?

- Обычно мы покидаем город ночью, когда по улицам ходят только патрули да подгулявшие гитлеровцы и полицаи. Их легко подкараулить и ухлопать. Но без шума это, как правило, не обходится. На выстрелы сбегаются патрули, а иногда появляется и целое подразделение… Начинается преследование, и бывает так, что мы еле ноги уносим. Когда мы успеваем убить пару-тройку фашистов, Борис обычно торжествует: «Не зря сходили в город!». Он страсть как не любит ходить по глухим улочкам, и мне всегда приходится его сдерживать.

- Ну, а огоньком ты тоже увлекаешься?

- Был грех, - Николай опустил голову, покраснел. - Только после одного неприятного разговора с Дядей Колей в присутствии Павла Антоновича я и сам отказался от огонька и Бориса отговариваю.

- А как Артур?