Елена Семёнова - На переднем крае. Битва за Новороссию в мемуарах её защитников

— Алтай, позвони Борцу. Узнай, скоро он там приедет и долго нам тут ещё торчать? — обращаюсь я к нему.

Алтай набирает номер. В ответ — тишина. Связи нет. Начинаем набирать со своих мобильников, та же картина. Рации, по дистанции не достают. Чё делать?

— Зашибись. Походу, мы тут надолго. Давайте решать, по сколько часов будем ночью стоять, если Борец не приедет. Час или два? — спрашивает Алтай.

— Предлагаю стоять по полчаса, — говорю я ему. Иначе мы туг все околеем. Не май месяц всё-таки.

Куц и Грозный поддерживают эту идею. Решаем стоять по полчаса. Один на улице, у двери. Трое в помещении.

Стало совсем темно. Ударил мороз. Алтай, в целях конспирации, решает не включать по периметру и на территории базы свет. В итоге — света нет, связи нет, жратвы нет. Борца тоже нет… Как там в песне?…»Наша служба и опасна и трудна..?».

Что бы совсем не было скучно — смотрим телик. Яж ведь трохи розумию, шо вони там по своему зомбоящику гутарят? А там, по всем укроповским каналам, показывают и рассказывают, что ещё не много, ещё чуть-чуть и Укропия будет в Европе. Шо усё у них в принципе зашибись, и что если бы не Россия, то было бы ещё лучше. Эту хрень я смотрел всю ночь. Других каналов не было. Смотрел конечно урывками на караул и сон. Под утро, я уже сам начал верить, что Украина, это самая лучшая страна на земном шаре, которая спасает Европу и весь остальной мир от России и конкретно Путина. Что в России был и есть тоталитарный, деспотичный режим. Что все мы там — ватники, москали и прочие кацапы, которые пытаются воевать с самой мощной украинской армией в Европе. Да чё там в Европе… и в Азии тоже. Пытаются москали значит воевать, но у них ни хрена не получается.

Короче говоря, перед рассветом, я уже начал тихо ненавидеть Путина и хотеть срочно уехать жить в Хохляндию, потому как — це Европа!!!

Где-то в 12 часов ночи, тишину и телевизор прерывает Ваня Грозный, который до этого решил прогуляться и осмотреться по территории базы.

— Там, у ворот какое-то движение. Не понятно кто? Но кто-то точно есть. Я слышал, — говорит он нам.

Мы все вчетвером, закрыв предварительно мужика на ключ, и передёрнув затворы на своих АК, начинаем подкрадываться к месту, где эти самые ворота расположены. Прислушиваемся. Вроде никого. И тут Грозный в полный рост, в наглую и в открытую, начинает переть к этим самым воротам, нарушая тем самым всю нашу маскировку и выдавая себя не видимому противнику.

— Грозный, стой, — шепчет ему Алтай. — Куда тебя понесло?

Но Ваня не реагирует. Ваня видит цель и к ней стремится. Подходит вплотную к воротам и оттуда нам докладывает, что противник не обнаружен.

Тут мы подходим уже все вместе к воротам. Алтай начинает популярно, с помощью русского фольклора, объяснять Грозному, что так делать не хорошо и что он нас только что чуть всех не подставил. Ваня соглашается с его доводами, обещает больше так не делать, по-еле чего мы дружною толпою возвращаемся в нашу «располагу» на базе. Мужик на месте. Телевизор тоже. Продолжаем ставить опыты над собой, с помощью «просвещения» от укросми.

Так вот незаметно наступило утро, а за ним ушла бессонная ночь. Когда рассвело, мы увидели и поняли, что это было за движение у ворот? Ночью приезжал Борец. Но так, как ворота были закрыты, а света и связи не было, он дабы не искушать нас выстрелами по нему из автоматов, оставил нам пакет с провизией у этих самых ворот и уехал. Там был хлеб, колбаса, несколько банок тушенки и ещё какие то консервы. Мы были спасены. Умереть от голодной смерти нам уже точно не грозило.

Примерно через час после рассвета появился тот, которого мы все так долго ждали. Пришёл Серёга — корефан нашего мужичка сторожа. Его мы заметили еще, когда он шёл бодрым шагом от ворот. Шёл прям к нам в руки.

— Ну, заходи дорогой. Всю ночь тебя тут караулим, — говорим мы ему.

Серёга оглянувшись, как-то сразу обмяк, поняв что мышеловка захлопнулась и рыпаться бесполезно.

— Ребята, а шо случилось? — запинаясь, спрашивает он.

— А вот это ты нам щас и расскажешь.

— Я ничего не знаю. Шо вам надо? — чуть ли не кричит нам Серёга.

— Да ты не боись, Серёж. Мы тебя не больно зарэжем. Чик, и ты уже на небесах, — ржёт Грозный, вертя в руке массивный нож. Грозный и сам со своей бородой и профилем, смахивает на кавказца, что дополняет колорита происходящему процессу.

У Серёжи отказывают ноги. Тихо сползая по стеночке, он уже чуть ли не мамой клянётся, что сам тут не причём и что это какая то ошибка.

Мне это всё напоминает сцену из «Кавказской пленницы». Для полноты картины, не хватает только чёрного ворона на плече у Грозного.

Вспомнив, что мы ещё не завтракали, достаём из пакета нашу провизию. Грозный, нарезая колбасу, начинает вспоминать, как он летом ходил с ножом, резать укропов на их блок-пост.

— Вань, вот скажи мне, — обращаюсь я к нему. Ты же вроде бы верующий человек. Как ты можешь убивать людей. Тебе разве вера твоя позволяет это делать?

— Тавр, конечно позволяет. Я же их любя убиваю, как ближнего своего. Отпускаю грехи их тяжкие, — отвечает Ваня, перекрещивается и, улыбаясь, смотрит на Серёжу.

У Серёжи уже лёгкая паника. Кажется, что он сейчас возьмёт на себя не только директора этой базы отдыха, но и смерть принцессы Дианы.

— Может им очную ставку сделать? — размышляя, говорит вслух Алтай.

— Да, пусть пока этот сторож у себя там сидит. Там его Куц охраняет. Давай Борца лучше дождёмся. Пусть сам с ними разбирается. Мы своё дело сделали, — говорю я ему, ковыряя ножом в банке с тушёнкой.

Ещё примерно через час приехал Борец.

Узнав, что второй фигурант этого дела схвачен и морально уже готов давать показания, он решил им устроит при нас, очную ставку. Привели сторожа. Обоих поставили на колени и стали наблюдать «театр двух актёров». Дословно я уже не помню, что они там кричали друг другу, но смысл был в том, что никто свою вину не признавал и каждый валил на другого. Хотя ещё вчера, эти два субъекта вместе пили водку и клялись, наверное, друг другу в долгой и крепкой дружбе. Короче говоря, перспектива того, что сегодня может быть их последний день в жизни, их особо не радовала, и они отчаянно за неё стали бороться. Вначале словесно, а потом уже и на кулаках, между собой.

— Ты глянь. Тавр, чё творят? — улыбаясь, говорит мне Грозный.

— Ага, сам в шоке. Ты сало будешь? — спрашиваю его.

— Нет. Я уже наелся.

Тут заходят Алтай и Куц. Смотрят на этих двух клоунов, стоящих на коленях и на Борца, который упорно начинает с помощью русского мата и физического воздействия, давить им на «чистосердечное признание».

— Чё у вас тут происходит? — спрашивает Алтай.

— Да сам щас всё увидишь. Вы есть то будите? Тут вот сало, колбаса, хлеб — говорю я ему.