Иван Дынин - Земные громы [Повесть]

— Вы заслуживаете отличной оценки. Но вот эта буковка, — преподаватель указал на ошибку, — подвела. Снижаю оценку на один балл.

Все зачеты Грабин сдал на «хорошо» и «отлично», это был высший результат в батарее.

— А старшина-то силен, — сразу сменился тон разговоров.

— Еще скромничал, просил о помощи…

Лед во взаимоотношениях начал быстро таять. Грабина уже не сторонились, к нему подходили с вопросами, с ним стали советоваться. Теперь уже он помогал в учебе тем, кого сам недавно просил о помощи.

Закончив школу в числе лучших курсантов, Василий Грабин получил назначение на должность командира взвода и поехал служить в Карелию. Было это в сентябре 1923 года, а в феврале 1924 года он уже стал начальником связи артиллерийского дивизиона.

Старшие начальники присматривались к Грабину. Деловит, смышлен, грамотен, дисциплинирован. В любом деле он не просто исполнитель, а думающий и инициативный командир. Нередко Грабин удивлял окружающих своей способностью в уме решать сложные математические задачи, по памяти рисовать чертежи различных узлов артиллерийских систем, быстро и безошибочно рассчитывать траекторию полета снаряда.

— Вам, товарищ Грабин, надо не просто командовать, а учить других, — сказал как-то командир дивизиона и добавил в раздумье: — Или учиться самому.

По его рекомендации в августе 1925 года Грабин был направлен в Петроградскую командирскую школу командиром взвода полевой тяжелой артиллерии. Новое назначение Василий Гаврилович воспринял с радостью. Появилась возможность лучше изучить мощные артиллерийские системы. Он хорошо знал одну особенность своего характера — в любом деле не оставлять неясным ни одного вопроса, добираться до самых первопричин и первоисточников каждого явления. В учебном подразделении для этого было больше возможностей.

Курсанты тянулись к Грабину. Хоть и был он простым взводным командиром, но не хуже преподавателя мог объяснить любую изучаемую тему. Нередко можно было увидеть, как в кругу курсантов он на листке бумаги вычерчивал схемы или писал нужные для расчетов формулы. А во время занятий порой можно было услышать:

— Командир взвода товарищ Грабин объяснил нам…

И когда летом 1925 года был объявлен очередной набор слушателей в академию, ни у кого не оставалось сомнений, что учиться должен Василий Грабин. Вступительные экзамены он сдал блестяще и осенью приступил к занятиям.

Учеба в артиллерийской академии давалась Грабину с большим трудом. Были у него и теоретические знания, и навыки. Но в стенах академии ему надо было понять глубинные процессы, происходившие и происходящие в артиллерии, осмыслить общие закономерности, которыми руководствуются создатели различных артиллерийских систем, видеть перспективы развития своего рода войск.

Теорию стрельбы в академии читал Петр Августович Гельвих. В аудиторию он не входил, а влетал стремительным шагом. Раскрывая конспект, успевал рассказать веселую историю, а затем с той же легкостью начинал читать лекцию. Грабин, привыкший подробно записывать материал, пытался на лекциях Гельвиха вести конспект, но из этого ничего не получалось. Мысли преподавателя, вроде понятные, никак не удавалось сформулировать. Отдельные фразы не вязались между собой. Оглядывая зал, Грабин видел, что и другие слушатели, пытавшиеся делать записи, с досадой откладывали карандаши и ручки.

Но и слушать Гельвиха было трудно. Лавина формулировок, цифр и дат обрушивалась на аудиторию, оглушала, поражая своей масштабностью, и очень трудно было отделить главное от второстепенного, ухватиться за основную нить лекции. А между тем, перед каждым слушателем лежал учебник «Теория стрельбы», написанный не кем-нибудь, а самим Петром Августовичем Гельвихом. В книге те же вопросы излагались проще и понятнее.

Лекции Гельвиха вызвали у первокурсников много разговоров и споров. Всем хотелось иметь хороший конспект по теории стрельбы, как по многим другим предметам, чтобы можно было использовать записи, сделанные на лекциях, при подготовке к экзаменам.

На очередном занятии Грабин поднял руку. Волнуясь и краснея, он сбивчиво объяснил, что многие не могут вести конспект. Василий Гаврилович ожидал, что Гельвих, отличавшийся вспыльчивым характером, оборвет его, заставит сесть, а то и прогонит из аудитории, обвинив в нетактичности. Но тот неожиданно расхохотался:

— Не вы, голубчик, первый говорите мне об этом…

Из дальнейшего разговора слушатели поняли, что преподаватель читает лекцию для того, чтобы расширить их кругозор, дать общие представления об изучаемом вопросе, создать, наконец, нужное настроение, вызвать потребность работать самостоятельно. Гельвих не рекомендовал слушателям записывать под диктовку известные истины, воспроизводить те формулы, которые можно найти в учебнике.

— К экзаменам можете готовиться по моей книге, — посоветовал он.

Совершенно иным, чем на лекциях, Грабин увидел Гельвиха во время практических занятий. В поле, где отрабатывались артиллерийские стрельбы, Петр Августович совершенно преображался. Он поселился вместе со слушателями, питался за одним столом с ними, ни в чем не требуя для себя особых условий. У орудий, на наблюдательном пункте был совершенно другой Гельвих. Он прекрасно знал дело и мог очень доступно и просто объяснить любой вопрос. Вот где пригодились карандаши и тетради. Присев на корточки или прислонясь к лафету, Грабин вел конспект, стараясь записать каждое слово преподавателя.

Видя, с каким старанием Василий Гаврилович изучает материал, Гельвих проникся к нему уважением. Во время стрельб он нередко брал его в помощники, давал ему самые ответственные задания, а порой, когда надо было определить, как усвоена тема, обращался к нему:

— Объясните-ка, товарищ Грабин, нам вот такой вопрос…

Вопросы были трудные. Но Василий Гаврилович ни разу не подвел Гельвиха, отвечал всегда толково, со знанием дела.

— Вам легко дается теория, — сказал однажды Гельвих, взяв во время перерыва Грабина под руку. — Советую для дипломного проекта взять тему посложнее. Например, такую: «Влияние вращения земли на полет снаряда». Интереснейшая проблема.

Грабин загорелся. Не один вечер провел он в библиотеке, подбирая нужный материал. Познакомился с трудами Циолковского, изучил работы многих других теоретиков. И тема постепенно начала вырисовываться.

Но когда в академии более конкретно заговорили о дипломных проектах, стало ясно и Грабину, и Гельвиху, что тему придется менять. Руководство было склонно получить в лице будущих выпускников не теоретиков, а практиков, умеющих командовать артиллерийскими подразделениями, организовывать учебные и боевые стрельбы, методически правильно готовить подчиненных.