Иван Дынин - Земные громы [Повесть]

— А что, если всех копировщиков вывести из состава отделов и объединить? — поделился Грабин своими мыслями с Горшковым.

Иван удивленно пожал плечами:

— Ну, Вася, у тебя и замашки. Не успел прибыть, уже собрался ломать организацию. Зачем тебе это?

— Не мне, а нам.

— Но все молчат.

— А мне молчать нельзя. Я, Иван, член партийного бюро.

Сказал и сам же удивился, как просто найден выход из положения. Раньше он как-то не думал о том, чтобы использовать для решения организационных вопросов партийную организацию. Ведь ни Фохт, ни его подчиненные не имели к ней отношения, а все дела вершили они. Это было ошибкой. КБ-2 — советское учреждение и в нем не могут хозяйничать иностранцы.

Партийное бюро горячо поддержало Грабина. Чувствовалось, что положение с копировщиками беспокоило многих, но все почему-то считали, что менять порядки, установленные Фохтом, нельзя. Ободренный поддержкой, Василий Гаврилович заговорил о положении советских конструкторов в КБ-2. Все притихли. Вопрос оказался сложным. Решено было создать комиссию во главе с Грабиным, которой поручалось сделать подробный анализ деятельности молодых конструкторов.

Итоги просто ошеломили членов комиссии. За два года совместной работы с немцами ни один советский инженер не выполнил самостоятельного конструкторского задания. Лишь в отдельных проектах они перечислялись среди исполнителей, но только на вспомогательных, малозначительных агрегатах и деталях.

Вооружившись данными, Грабин пошел к начальнику КБ-2. Шнитман к этому времени был освобожден от должности. На его место пришел Николай Алексеевич Торбин, выгодно отличавшийся от своего предшественника. Он был хорошим инженером и умелым конструктором.

Выслушав Грабина, Торбин долго расхаживал по кабинету. Василий Гаврилович ждал его решения, но вместо этого Николай Алексеевич сам обратился к нему с вопросом:

— Что будем делать?

Грабин понимал его положение. С Фохтом бороться трудно. Его нельзя ни наказать, ни заставить перестроить свою работу. Он формально выполняет все условия контракта. Любой конфликт с ним может обернуться против начальника КБ.

Хотя в кабинете начальника КБ-2 Грабин не услышал ничего определенного, разговор с Торбиным еще больше убедил его, что нельзя сидеть сложа руки. Он решил действовать. Появилась мысль написать обо всем в газету. Уже подготовил статью, но в последний момент посылать ее в редакцию раздумал. Вопрос весьма узкий, касается отношений с иностранцами, вряд ли статью опубликуют. Решил напечатать материал в стенной газете, которая выпускалась на русском и немецком языках.

Выступление Грабина взбудоражило коллектив. Возле стенгазеты толпились люди в белых и коричневых халатах. Немцы отнеслись к статье с пренебрежением. Русские спорили. Одни горячо поддерживали Грабина, другие не менее горячо осуждали. Обвиняли даже в уклоне, в отсутствии такта. Появился Фохт, скосил единственный глаз, читал долго, застыв среди коридора как изваяние. Отошел молча, по-солдатски печатая шаг.

По тому, как в комнату забегали конструкторы, искоса поглядывая на Грабина, можно было догадаться, что над ним сгущаются тучи. Перед вечером пришел сам Торбин, сообщил:

— Фохт созывает совещание. Приглашает всех нас.

— А какое он имеет право собирать не только своих, но и наших?

— Так заведено было еще до меня, — замялся Торбин.

— Я не пойду.

— И плохо сделаешь. Всем уже объявлено. На совещание придут наши и немцы. Фохт будет оправдывать свою политику, начнет критиковать тебя, а ответить будет некому. Люди решат, что ты испугался.

— Хорошо. Но учтите, Николай Алексеевич, я буду бороться.

— Только без грубости, дорогой, не забывай, что они наши гости, приглашены нами для оказания помощи.

Фохт выступил первым. Он пространно говорил о своих заслугах, подробно обосновал порядки, установленные в КБ-2, назвав их очень разумными и рациональными. Закончив речь, он попросил русских высказать свое мнение. Грабин хотел уже подняться, но его опередил Горшков. Иван был немногословен. Он не спорил, не критиковал, а просто задавал вопросы, которые волновали не только его, но и других инженеров:

— Для того, чтобы выполнить три тысячи мелких чертежей, мне потребуется около десяти лет. Не велик ли срок? И стану ли я дельным конструктором? Не привыкну ли к роли мальчика на побегушках?

Слова Горшкова вызвали оживление в зале. Резко прозвучали возмущенные реплики немцев. Фохт нервно вертел головой. А к столу один за другим выходили русские инженеры. Говорили о том, что способны работать более продуктивно, что знания, полученные в высших учебных заведениях, позволяют им самостоятельно конструировать артиллерийское вооружение. Кто-то бросил прямой упрек в адрес Фохта за его высокомерие и пренебрежение к русским инженерам.

— Все, — Фохт резко хлопнул ладонью по столу, — прошу выйти.

Немцы поднялись по-солдатски быстро. Возмущенно переговариваясь, вышли из зала и наши конструкторы.

— Конечно, они посильнее нас, но ведь и мы не лыком шиты, — задумчиво размышлял Горшков, — правильно я говорю?

— Верно, Иван. Ты историю вспомни. Около сорока лет назад в Петербург приехал Крупп, известный как изобретатель клинового затвора у пушек. Наши повели его в артиллерийский музей. Тот ходил по залу и вдруг от изумления раскрыл рот. На одном из стендов стояла пищаль с клиновым затвором. Русские опередили Круп-па на двести лет.

— Жаль, что не пришло в голову, я бы эту историю рассказал в своем выступлении, — пожалел Горшков.

— Ты бы рассказал Фохту и о том, как в конце прошлого века наша скорострельная трехдюймовка Путиловского завода заняла первое место на конкурсе, опередив концерны «Крупп», «Шнейдер», «Гочкис». Их представители тогда были так огорошены, что попросили еще год на доработку своих систем. Но наша трехдюймовка и через год оказалась лучшей среди них. Так что, дорогой Иван, на немцев надо смотреть через призму истории.

— А вообще-то мы и без того дали Фохту хороший урок.

— Он в долгу не останется.

Грабин будто в воду глядел. На другой день по КБ-2 прошел слух, что Фохт совершенно неожиданно собрал чемоданы и выехал в Германию. Этот демарш вызвал растерянность не только у Торбина, но и у многих конструкторов. Все ждали, какие выводы сделает начальство. Обстановка в бюро напоминала затишье перед бурей. Немцы, оставшиеся без руководителя, притихли. Стенгазету со статьей Грабина сняли. А под вечер его и Ивана Горшкова вызвали в канцелярию и вручили предписание — явиться в Артиллерийское управление за получением нового назначения.

Откуда-то прослышав об этом, к Василию Гавриловичу подошел в коридоре Макс: