Иван Дынин - Земные громы [Повесть]

В Москве Грабину повезло. После обычных формальностей он оказался в кабинете Павлуновского. Навстречу ему поднялся человек могучего сложения. Одет просто, по-рабочему, в распахнутой рубашке, без галстука. Лицо открытое, приветливая улыбка. Темные внимательные глаза смотрят изучающе.

— Здравствуйте, товарищ Грабин. Присаживайтесь, рассказывайте, как работается? Мне о вас докладывали. Хорошо взялись за дело, производственные вопросы надо решать по-научному. Но ограничиваться этим нельзя.

Павлуновский будто прочитал мысли Грабина и заранее знал, зачем он пришел. Говорил о том, что на иностранные поставки новых образцов вооружения и заводского оборудования рассчитывать не приходится. Надо разрабатывать свои проекты, создавать собственные станки, налаживать такое производство, которое не уступало бы зарубежному.

Разговор незаметно перешел к делам и заботам, которые волновали Грабина. Он рассказал, как идут дела с производством опытных образцов полууниверсальной пушки, откровенно признался, что создавал ее по заданию, а не по велению сердца, что он вообще противник универсализма.

— Интересно, а почему?

Пришлось изложить свои взгляды на применение артиллерии, подробно обосновать, почему универсальная или полууниверсальная пушка оказывается сложной и в производстве, и в боевом применении. Пришел черед рассказать о своей дивизионной пушке. Вытащил из портфеля чертежи.

— Минуточку, я позову Константина Михайловича, — остановил его Павлуновский.

Константин Михайлович Артамонов был первым заместителем начальника управления, раньше служил в артиллерии, и Павлуновский решил, что он поможет лучше разобраться в тонкостях возникшего разговора. Затем, по мере того, как Грабин докладывал идею задуманной пушки, в кабинет вызывались другие специалисты. Все они с ходу вникали в суть дела, высказывали свои мнения, вступали в спор. Чувствовалось, что такие экстренные совещания вошли у них в привычку. Они характеризовали стиль работы Павлуновского. Решения в управлении принимались коллективно, каждое предложение тщательно изучалось и анализировалось.

Несколько часов длился этот разговор, но Грабин даже не заметил, как быстро бежит время. Он с увлечением докладывал, как должна выглядеть новая дивизионная пушка, какой будет ее вес, какие можно использовать боеприпасы, насколько она будет отличаться от других подобных систем по своим огневым возможностям. Слушали его внимательно, буквально засыпая вопросами, давали советы.

— Легированную сталь надо экономить.

— Материалы используйте только нашего, отечественного производства, на заграницу не надейтесь.

Получалось, что все считают вопрос о создании дивизионной пушки решенным. Заговорили о технологии изготовления деталей, об экономии сырья и рабочей силы. Павлуновский советовал:

— Надо считать не человеко-часы, а машинное время станков. Если станок есть, он должен резать, сверлить или фрезеровать. Стоять не должен. И вы свою пушку делайте с учетом машинного времени. Спроектировали деталь, подсчитайте, сколько потребуется часов для ее отливки и обработки.

— Но ведь вопрос о нашей работе над пушкой еще не решен, — робко напомнил Грабин.

— А мы откладывать не будем, сейчас и решим, — ответил Павлуновский. — Кто за то, чтобы поручить Грабину создать опытный образец представленной им пушки? Против никого нет?

Все поддержали идею создания дивизионной пушки. Решено было посоветоваться в Главном артиллерийском управлении, создать опытный образец и представить на испытания.

— Полууниверсалку тоже надо делать, — сказал Павлуновский, — пусть полигон рассудит, какая пушка лучше.

Грабин хотел сказать, что будет нелегко одновременно работать над двумя образцами, но побоялся, что какую-то из пушек у завода отберут. Любую было жалко отдавать, в обе он вложил частицу души и сердца.

— Пойду докладывать наркому. — Павлуновский встал и вышел.

Отсутствовал он довольно долго. Грабин в это время давал пояснения технологу.

Возвратился Павлуновский довольный:

— Все решено наилучшим образом. Орджоникидзе разрешил проектировать пушку. Мало того, он выделил в ваше распоряжение сто тысяч рублей для поощрений тех, кто отличится при создании опытного образца.

— Надо, Иван Петрович, как-то поставить об этом в известность Радкевича, — решился, наконец, высказать больной вопрос Грабин.

— Понимаю, — Павлуновский улыбнулся. — Леонард Антонович, конечно, против всяких экспериментов. Ничего не сделаешь, он хозяйственник, с него спрашивают план. Ему заглядывать в будущее некогда. А мы должны смотреть дальше.

В вагоне громыхающего поезда Грабин почти не сомкнул глаз. Ему хотелось быстрее попасть на завод, в свое конструкторское бюро, обрадовать товарищей. Впереди у них была интересная творческая работа.

Новости, привезенные Грабиным, взбудоражили коллектив. Куда девалась растерянность, овладевшая было людьми. Все оживленно обсуждали планы предстоящей работы, на лицах появились улыбки. Каждый считал своим долгом высказать восхищение одержанной победой.

— А победы пока нет, ребята, — охладил пыл подчиненных Василий Гаврилович, — пока есть наши общие обязательства, утвержденные в наркомате. И от нас будет зависеть, сумеем ли мы сдержать слово или за нами утвердится слава болтунов.

Фраза эта, сказанная нарочито громко, сразу же охладила разгоревшиеся страсти. Разговор перешел на деловой тон. Многие молча отошли к чертежным доскам, чтобы продолжать начатую работу.

Наблюдая за конструкторами, Василий Гаврилович прикидывал, кому в создавшихся условиях можно дать дополнительное задание, кого в интересах дела лучше перевести на новую работу. Успех дела во многом зависел от расстановки кадров.

Грабину казалось, что он хорошо знает своих товарищей, их творческие возможности и способности. Немало прожито и пережито вместе, многое сделано. Но началась настоящая работа, и люди начали раскрываться по-новому. Василий Гаврилович не вмешивался с первых дней в дела подчиненных, не размахивал дирижерской палочкой, а внимательно наблюдал за каждым, отмечая очень важные для себя моменты в манере, стиле и творческом характере конструкторов.

Ствол новой пушки проектировал Петр Федорович Муравьев. Человек неугомонный и непоседливый, шутник и балагур, он вдруг сделался замкнутым и задумчивым. Часто, когда к нему обращались, даже не поворачивал головы. С работы уходил поздно, да и после работы оставался таким же задумчивым и малоразговорчивым. Муравьева можно было понять. Задание у него самое трудное. Чтобы создать ствол, надо рассчитать давление газов во время выстрела, определить баллистику снаряда, его пробивную силу и множество других параметров, которые тесно взаимосвязаны. Повышается давление в канале ствола — уменьшается его прочность. Начинаешь увеличивать прочность — растет выше допустимых пределов вес…