Иван Лазутин - Высота

— Какие же? — Командарм, задав вопрос, чувствовал по выражению лица и по улыбке майора, что в ответе пленного сейчас обязательно проскользнет что-то такое, что его не только не унизит, а непременно возвысит. «Умен, бестия, — подумал генерал, — и нервы железные. Непонятно только, на что рассчитывает?.. Посмотрим, что скажет…»

— Москва падет в ближайшие дни. И я не успел бы занять до ее падения обещанного мне поста в 17-й пехотной дивизии.

— Вы в этом уверены? — Командарм глубоко вздохнул и расправил затекшие плечи.

— От силы восемь — десять дней! Это приказ фюрера. По Москве должен быть нанесен решающий удар. Знаю даже довольно романтическое название этой успешно начатой под Вязьмой классической операции по окружению и захвату Москвы. Причем осуществление этой операции, как вы, наверное, уже почувствовали на состоянии дел своего Западного фронта, началось по приказу фюрера в пять тридцать утра второго октября.

— Что за романтическое название? — Командарм бросил взгляд на переводчика: «Успевает ли?»

— Эта операция называется «Тайфун». И автор этого названия — сам фюрер.

— А вы все-таки не только самоуверенный человек, майор, но к тому же не в меру дерзкий, даже наглый. И это в вашем-то положении… — Генерал, видимо забыв, что он не в кресле, а на табуретке, резко откинулся назад, отчего чуть не потерял равновесие, но вовремя удержался, положив руки на стол. — Вы представляете себе ваше теперешнее положение?!

— Представляю.

— Из какой вы семьи?

По лицу пленного было видно, что вопрос этот ему пришелся по душе.

— Из семьи потомственных военных!

— Кто ваш отец?

— Мой отец был известный в германской армии генерал. Месяц назад он погиб в Африке. Был начальником штаба в армии Роммеля.

— Значит, в карьере вашей вам уже некому помогать, коль отец ваш погиб?

— Но у отца остались друзья.

— Вы женаты?

— Я помолвлен.

— Кто же ваша невеста, если не секрет?

— Родная племянница генерала Вагнера.

— Какой он занимает пост?

— Он генерал-квартирмейстер при генеральном штабе главнокомандующего сухопутными силами фельдмаршала Браухича.

— Вам известно, где находится штаб командующего 4-й полевой армией фельдмаршала фон Клюге?

— Неизвестно. Об этом знал только летчик, который должен был выбросить нас с парашютами в заранее условленном со штабом армии месте.

— Что за условленное место? Чем оно могло быть обозначено в ночное время?

— Мы должны были выброситься с парашютами, увидев три костра, расстояние между которыми не больше 500 метров. Точка нашего приземления должна была находиться в центре этого равностороннего треугольника.

— Лично вы видели эти костры, когда выбрасывались из самолета?

— Нет, не видел.

— А ваша охрана?

— Не знаю. Их увидел летчик. Мы всецело доверились летчику.

Командарм энергично положил руку на пакет с перекрестьем черных муаровых ленточек.

— На сегодня довольно. Предупреждаю вас, майор: ваша судьба в ваших руках. И чем искреннее вы будете в своих показаниях, тем лучше будет ваше положение в плену. Расстреливать вас, отъявленного нациста, мы не собираемся. Это вы, доблестные потомки тевтонских рыцарей, расстреливаете наших попавших в плен коммунистов и комиссаров. А иногда, перед тем как расстрелять, подвергаете их жестоким пыткам. Мы же не делаем этого даже тогда, когда в наши руки попадают вот такие убежденные нацисты, как вы. Мы сохраним вам жизнь. Это мое решение. Уверен, что оно совпадет с решением вышестоящего командования, с которым, возможно, вам придется встретиться. Так что хорошенько подумайте и постарайтесь вспомнить дислокацию полков и дивизий 4-й полевой армии фельдмаршала фон Клюге и обязательно — дислокацию 17-й пехотной дивизии, в которой вам уже никогда не придется занимать пост помощника начальника штаба. Вам все понятно?

— Все понятно, — глухо прозвучал голос майора, румянец на его щеках потух. — У меня к вам есть просьба, господин генерал.

— Слушаю вас.

— Мой дядя по отцу — видный генерал германской армии и на хорошем счету у фюрера.

— И что же?

— Могу вас заверить: если перед вашим высоким командованием встанет вопрос об обмене попавших в плен ваших генералов, то в моем лице вы имеете вполне достойную кандидатуру для обмена.

Такая самоуверенность пленного всколыхнула в душе командарма с трудом скрываемое негодование.

— А вы уверены, что за вас дадут советского генерала? — Командарм словно ошпарил взглядом сразу сникшего майора, у которого от лобового вопроса генерала даже сел голос.

— Уверен. Это может сделать родной дядя моей невесты генерал-полковник Вагнер. Для своей любимой племянницы он сделает все, что в его силах.

— А вы не боитесь, коль уж вы заговорили об обмене пленных, что из-за провала вашего последнего задания за вас, офицера связи по особым поручениям в генеральном штабе главнокомандующего сухопутными силами германской армии, не дадут не только советского генерала, но и простого солдата?

— Думаю… этого не случится… — упавшим голосом проговорил пленный и, опустив голову, еле слышно произнес: — Я очень устал, господин генерал…

Командарм повернулся к начальнику штаба:

— Охрану из караульной роты! Содержать в четвертом блоке. Утром — в штаб фронта.

Ни слова не сказав, начальник штаба встал, вышел из отсека и через несколько минут, пока генерал просматривал листы с записью протокола, которые он взял у переводчика, вернулся в сопровождении трех рослых бойцов с автоматами.

— Объясните им задачу, — сказал командарм, обращаясь к начальнику штаба, и кивнул при этом в сторону вытянувшихся по стойке «смирно» бойцов. — Пленный голоден — накормите.

Генерал встал, расправил затекшие плечи и почти вплотную подошел к пленному. Пристально посмотрел ему в глаза. Майор не выдержал взгляда командарма и опустил голову. Теперь, когда пленный как-то сразу сник духом и, ссутулившись, припал на одну ногу, он показался генералу даже ниже ростом.

— Душу вашу искалечили с молодости. Но ничего, у вас еще все впереди, майор. Вы еще молоды. — Повернувшись к начальнику штаба, сказал: — Лейтенанта Казаринова и его хлопцев ко мне!

Когда охрана увела пленного, а вместе с ним из отсека вышел и начальник штаба, командарм прошелся по блиндажу и, подойдя почти вплотную к переводчику, положил ему руку на плечо:

— Вот так-то, лейтенант!.. Видел?

— Видел, товарищ генерал. — Переводчик хотел было встать, но командарм жестом удержал его.

— Сиди, ты сегодня славно поработал. Передохни чуток. А вот то, что находится в этом пакете… — Генерал вытащил из пакета документ с государственным гербом, изображающим орла с распростертыми крыльями, державшего в когтях венок с фашистской свастикой. Первый документ был напечатан на одном листе, другой — на четырех. Пробегая глазами немецкий текст, генерал добродушно улыбнулся: — Как это там у Маяковского сказано: смотрит, как в афишу коза… Кроме «хальт» и «хенде хох», из немецкого ничего не усвоил.