Игорь Акимов - Баллада об ушедших на задание. Дот

Немец, кажется, только того и ждал.

Несколько мгновений висевший на месте самолетик стал расти. Он мчался прямо на Ромку, несся на него как с горы. Жужжание перешло в рокот, потом в вой, который становился все выше, все пронзительней. Вой несся сквозь Ромку, но не задевал: это для рейхов впечатление, а Ромка к таким вещам был невосприимчив. Он стоял не шелохнувшись, опустив руки с винтовкой, только руки сейчас у него и были расслаблены, но это необходимо - они должны быть свежими и твердыми, когда придет время стрелять. Он следил прищуренными глазами за надвигающимся в солнечном ореоле, в ослепительном сиянии врагом (немец был хитрец, он заходил точно по солнцу) и считал: еще далеко… далеко… вот сейчас он выравнивает самолет… вот он уже в прицеле… он меня затягивает в самый центр… сейчас нажмет на гашетку…

Короткий стук пулемета, всего несколько выстрелов, оборвался сразу, потому что Ромка, чуть опередив его, сделал два шага в сторону, так что левая нога стала на край доски. Пули просвистели рядом, а Ромка уже шел на противоположный край площадки и опять опередил немца: хотя вспышки новых выстрелов трепетали в такт его шагам, пули прошли мимо - там, откуда он секунду назад ушел. Больше ему не успеть скорректировать свою телегу, понял Ромка и засмеялся, но ему тут же пришлось броситься плашмя на настил и даже вцепиться пальцами в щели между досками, чтобы не стащило, не сбросило вниз, потому что летчик озверел и, пренебрегая собственной безопасностью, пронесся в двух метрах над площадкой. Ромке даже показалось на миг, что это конец, но все обошлось, он сел и закричал вслед самолетику:

- Ах ты, гнида! Ты ж меня чуть не уронил!…

Винтовка лежала тут же. Упади она вниз, пришлось бы спускаться - и дуэли конец. Правда, и сейчас у Ромки было предостаточно времени, чтобы спуститься на землю. А там он бы нашел., где схорониться. Но так мог поступить кто угодно - только не Ромка Страшных.

Он подобрал винтовку. Жаль, что не пришлось пальнуть вслед, ведь совсем был рядом - рукой достать можно. Теперь летчик изменит тактику, отбросит джентльменство и еще издали начнет поливать из пулемета. Тяжелый случай. А еще надо придумать, как уберечься от воздушной волны. Если не придумаешь, значит, из бойца, из поединщика превратишься просто в безответную мишень. Это будет никакая не дуэль - расстрел!…

Только сейчас Ромка оценил вполне, как чудовищно не равны условия, в какие поставлены он и немец. Это, впрочем, не поколебало его решимости. Если первые выстрелы он сделал не задумываясь, так сказать, автоматически, то остался на этой площадке сознательно. Тут не было риска ради риска, фатализма, желания испытать судьбу, поиграть со смертью в кошки-мышки. Просто он подумал, что в первом же бою сбить вражеский самолет совсем неплохо для его, Ромки Страшных, вступления в войну.

Самолетик уже мчался в атаку.

Ромка перекинул ремень винтовки через плечо, отступил к заднему краю площадки и опустился на колено. И когда самолетик приблизился до трехсот метров и можно было ждать, что вот-вот ударит по площадке свинцовый град, Ромка соскользнув на уходящее вниз бревно, одно из трех, на которых держалась эта площадка, - и прилепился к нему, обхватив его руками и ногами.

Пули жевали настил. Казалось, кто-то со всего маху втыкает в доски кирку и тут же с трестам, «с мясом» ее выдирает. Последние пули шли горизонтально: немец перешел на бреющий и мчался метров на пять ниже уровня настила и бил, бил, но слишком поздно он это затеял, только дважды пули звонко ткнулись в бревно, да и то далеко от цели, потому что Ромка успел соскользнуть еще ниже. Там был треугольник из поперечных балок, к одной из которых прилепилась промежуточная площадка Ромка едва успел встать на балку, как из-за настила вынырнул уносящийся вверх самолет. Ромка смачно выстрелил дважды и засмеялся. Все-таки бой шел на равных!…

Балансируя, он прошел по балке до площадки, но не успел еще ступить на ведущую вверх лестницу, как вокруг засвистели, застучали в дерево, завизжали пули, рикошетируя от железных угольников и скреп.

Чертов немец успел возвратиться!

Только теперь началось настоящее.

Самолетик преобразился. Он ожил. Он перестал быть машиной. Это был вепрь, носорог, крылатый огнедышащий змей, огромный и стремительный. Он вился клубком вокруг вышки, бросался на нее, ревя и визжа, он сотрясал ее, и Ромке казалось, что вышка шатается, что это уже никакая не вышка, а качели: перед глазами было то небо, то земля, площадка летела вверх - и вдруг рушилась в визге, грохоте и реве. И уже чудились ему вокруг страшные морды, ощеренные пасти, и хвосты, и хохот… Немец брал верх. Он уже морально уничтожил этого человечишку, который вертелся юлой, метался среди бревен, как в клетке, и совсем потерял голову. Осталось в последний раз без спешки зайти в атаку и спокойно расстрелять.

Немец брал верх. Он это понял. И это же понял Ромка. Земля колебалась перед глазами, словно крылья огромной птицы, горло было раскалено и забито песком; сердце силилось выскочить из него и не могло. И когда Ромка представил, как был жалок, он сказал себе: «Хватит!» - и встал во весь рост посреди издерганного, расщепленного пулями настила.

Он открыл флягу и спокойно сделал несколько глотков.

Самолет мчался прямо на него, а Рюмка ждал, расслабив руки, давая им передышку, чтобы не дрожали, если ему так повезет; чти ой сможет выстрелить. Он уже не прикидывал, сколько остается до самолета и что сейчас немец делает, когда начнет стрелять. Ромка решил! Не сойду. Это было нужно ему для самоутверждения. А не убьет, думал он, тогда уж я постараюсь не промазать.

Он расслабился весь настолько, что даже отрешился, и несколько мгновений выпали из его сознания, а потом его встряхнуло удивление: отчего же самолет не стреляет? Он был уже совсем рядом - вот-вот врежется - и не стрелял…

Опять рокочущий смерч пронесся над площадкой, но Ромка встал боком, уперся - и выдержал воздушный удар. С выстрелом он все же замешкался. Выстрелил не так для дела, как для разрядки: прошедшие секунды нелегко достались. Он испытал разочарование и новый приступ злости. Ведь немец продолжал с ним играть. Ты у меня доиграешься, пробормотал Ромка, стараясь понять, что означает новый маневр летчика: тот сбросил скорость и как-то нерешительно пошел по кругу - потом высунулся из кабины и погрозил кулаком.

Ромку вдруг озарило: да ведь у него патроны вышли!

Он захохотал и, не целясь, пальнул в сторону самолета.

- Эй ты, паршивый змей! Гнилая требуха! Куриный огузок! Ну давай! налетай! дави! - Еще выстрел. - Что я вижу, ты хочешь оставить меня одного? Ты делаешь мне ручкой? И тебе вовсе не нравится прощальный салют? Ах ты, падло!…