Игорь Акимов - Баллада об ушедших на задание. Дот

- Здесь запасной ход на верхний этаж бункера, - пояснил он. - Я поднимаюсь первым, вы - следом, как только хлынет вода. Если чуть замешкаетесь - запру ход, и тогда пеняйте на себя.

Алексей Иннокентьевич дождался, пока из «сейфа» не хлынула вода, и бросился вперед. Лестница была металлическая, она обвивалась спиралью вокруг стального шеста; справа были перила. Алексей Иннокентьевич уже имел опыт, он поднимался спиной вперед, цепляясь за шест обеими руками. На этот раз воды он не наглотался совсем, зато обессилел так, что на верхнем этаже бункера свалился с ног, отполз на четвереньках в сторону и сел, прислонившись к стене. Сидеть все же надо было прямо, иначе рот оказывался в воде.

- Поднимайтесь, Малахов.

- Дайте отдышаться минуту. Сердце вот здесь.

- Эта минута может стоить вам жизни. Поднимайтесь, черт побери, или я буду вынужден вас пристрелить.

На этом этаже было тоже темно. И такие же следы боя. Впрочем, Алексей Иннокентьевич разглядывал их не очень внимательно: он был занят попытками сориентироваться, определить хотя бы приблизительно, в какой стороне и на каком расстоянии от них находится главный вход. Он даже начал подсчитывать количество шагов, но тут же понял, что это не имеет смысла; ведь они шли по воде, да и темнота растягивала каждый метр вдвое. Наконец они добрели до завала.

Хальдорф встревожился. Он попросил Малахова отойти, сам вскарабкался на груду из развороченного железобетона и обломков кирпича.

- Какая досада!… Мы должны перебраться на ту сторону.

Алексей Иннокентьевич понял, что сейчас последует приказ лезть наверх и разгребать кирпичи.

- Арсенал ухнули? - спросил он, чтобы выгадать время.

- Нет. Вот здесь, за стеной, были помещения диверсионного факультета. Выпускники, естественно, работали не с макетами. С настоящим материалом.

- Случайный взрыв?

- Уверен, что нет. Образцы мин и взрывчаток хранились в комнате-сейфе. Она закрывалась математическими замками.

- Для такой операции нужен свой человек.

- «Свой»!, - скривил губы Хальдорф.

- Конечно. - Малахов сделал вид, что не заметил его интонации. - Там еще коридор?

- Продолжение этого. И аппендикс, в который мы должны попасть.

- Не сомневаюсь, что в аппендиксе мы встретим немало ваших солдат… Если только они уцелели после взрыва и не утонули. Тот, кто открыл хранилище, знал, на что идет.

- Варвары! Вы духовно нищая нация. И возмещаете свою неполноценность фанатизмом.

- Вы имеете в виду способность к самопожертвованию? Или доблесть?

- К черту, подполковник! Будьте любезны: залезайте наверх и приступайте к делу.

Через несколько минут на руках появились ссадины и кровь, но дело двигалось быстро. Алексей Иннокентьевич углублялся в завал в обход рухнувшего потолочного перекрытия. Под ним оказалось немало полостей, так что дело свелось к расчистке кирпичных пробок. Он спешил и вскоре понял, что опережает поднимающуюся снизу воду. Заметил это и Хальдорф. Он перестал дергаться, присел за обломок стены, чтобы Малахов при случае не достал его кирпичом; но что-то в нем происходило, с чем он справиться был не в силах, а может быть, уже произошло окончательно - сломалось. Проявлялось это в том, что Хальдорф почти безостановочно говорил. Он искал разрядки в самом механизме речи, почти не следил за словами; говорил, чтобы освободиться от потрясения - «выболтать» его Причем делился, очень доверительно, некоторыми подробностями своей работы; такими вещами, о которых не имел права говорить ни при каких, даже самых крайних обстоятельствах. Тем более с Малаховым. Что бы это значило? - подумал Алексей Иннокентьевич, и еще прежде, чем вопрос прозвучал в нем, он уже знал ответ: Хальдорф так доверителен, так откровенен только потому, что знает, уверен, не сомневается: Малахов отсюда не выйдет… Он это уже решил, и сколько минут или секунд остается до того, как он поставит точку, Хальдорф уже знает твердо.

- Ваша система хороша, барон, - сказал Алексей Иннокентьевич, садясь в воду и тяжело дыша; пусть думает, что я уже обессилел. - И все же признайте, что дело не только в том, что удача от вас отвернулась и густо обсели оводы. Вы забыли о самом главном.

- Даю вам ровно три минуты на передышку, - засек время Хальдорф. - Так о чем же я забыл?

- О блокировке.

Хальдорф расхохотался: он с ходу уловил простенькую хитрость Малахова, но не боялся ее.

- Будь у вас блокировка, - продолжал Алексей Иннокентьевич, уже уверенный, что ловушка сработала, - вы бы не остались к шестидесяти годам у разбитого корыта. Ну подумайте сами: кому вы будете нужны со своей прекрасной системой воспитания кадров, если самих кадров нет, если они ждут в своей глубокой конспирации, не зная, что концы веревочек сгорели.

- Яма для простаков, - подтвердил Хальдорф подозрения Малахова. - Но я вам отвечу. Глядите. - Он достал из-под плаща плоскую металлическую коробку, напоминающую большой портсигар. - Здесь есть все. Самое главное. А если потеряю и это, в Германии есть еще один дубликат. Удовлетворены?

Вот мы и вышли на последнюю черту, понял Алексей Иннокентьевич. И если раньше я мог сомневаться, убьет он меня или нет, то теперь варианты исключены.

Завал еще не был разобран до конца, но за слабым заслоном кирпичей уже слышался шум воды в той части коридора. Возможно, достаточно толкнуть преграду - и путь будет свободен.

Пора.

И все же Алексей Иннокентьевич опоздал. Что-то случилось - и несколько мгновений выпало из его памяти. Впечатление было такое, будто он долго спал, стоя на четвереньках, и во сне упал на кирпичи лицом. Руки не слушались. Куда им было оторвать от камней это тело! Там, куда попала пуля - в спине слева - лежал огромный булыжник.

Ах, так это пуля! - понял Алексей Иннокентьевич, и откуда-то задним числом выплыло воспоминание о страшном, как обвал, грохоте выстрела. Ах, так это только пуля… В спину, выходит, стрелял… сволочь…

Алексей Иннокентьевич все же приподнялся, привалился к стене плечом… Положив включенный фонарик, Хальдорф набивал патронами обойму своего вальтера. Он доставал патроны из кармана плаща, суетливо тыкал их, не попадая сразу. Вот оно как: забыл, выходит, что отстрелялся, пока удирал от разведчиков, и что в пистолете оставался только один патрон…

Хальдорф заметил, что Малахов шевельнулся, повернул голову… взгляды их встретились… В его глазах промелькнул ужас, он глянул на грудь Малахову, где расплывалось темное пятно, потом опять в лицо, вдруг словно очнулся и стал забивать обойму в рукоять, но она не входила, а он не мог опустить глаз, чтобы поглядеть, в чем дело, и все смотрел прямо в глаза Малахову, а тот надвигался на него, держал его своим взглядом - все ближе, ближе…

Потом Алексей Иннокентьевич долго сидел возле прохода в завале. Было темно, но он не жалел ни об утонувшем фонарике, ни о пистолете, который тоже куда-то завалился. Я сделал свое дело, шептал он.