Лотар-Гюнтер Букхайм - Крепость

Наконец сходни позади, и я ощущаю под ногами твердую землю. Но что это со мной? Чувствую ватную слабость в коленках и прилагаю усилия, чтобы удержаться на подкашивающихся ногах. Вместо того, чтобы двигаться, чувствую себя словно боксер после нокаута.

Рекой льется шампанское и как всегда: ликованье, суматоха, море радости. Тут уж волей-неволей приходится натягивать на лицо улыбку. Двигаюсь как заведенный на механически переставляемых ногах.

В этот момент слышу, как комбриг обращается к Старику: «Командующий назначил Вас командиром 9-й флотилии!».

Эти слова заставляют меня обернуться к командирам. Не ослышался ли я? Старику придется сменить место службы?

Старик стоит остолбенев. Он выглядит так всегда, когда чем-то озадачен и точно не знает какую мину изобразить на лице. Он стоит так словно манекен и непонимающе смотрит на комбрига. Придется мне внести движение в эту немую сцену. Быстро пробираюсь между занятыми швартовами матросами, которые заблокировали проход и выплываю справа от Старика со словами: «Я вас поздравляю!».

Командир бригады одаривает Старика покровительственной ухмылкой, отдает честь и возвращается обратно к группе офицеров штаба бригады стоящих перед сходнями. Оставшись наедине со Стариком, обращаюсь к нему: «Тебе выпал шанс сберечь себя для потомков. Начальству придется выставлять после войны парочку таких жеребцов как ты на расплод!».

Старик все еще выглядит смущенным и растерянным. Хорошо представляю какие чувства борются сейчас в Старике: прощание с лодкой, прощание с экипажем. К тому же служба в качестве столоначальника — это такая обыденность, над которой он всегда издевался. Однако, с другой стороны, это так же и реальный шанс не попасть в галерею героев — подводников в черной рамке, а пережить худо-бедно это лихолетье. В таком случае, этот приход станет его последней швартовкой. И, возможно, это как раз то, что и смущает Старика.

Приходится пожимать руки — десятки рук. Тут же ко мне подходит Кресс и не протягивая свои клешни выпаливает: «Вас вызывают в Берлин. И как можно быстрее.»

«Как можно быстрее? В Берлин? Как это понимать?»

господин обер-лейтенант Кресс вдруг начал яростно кивать кому-то в Комитете по встрече и даже подмигивать. Как только он закончил, то одарив меня сардонической улыбкой произнес: «Вас ожидали назад неделей раньше».

— Ну и что?

— Вы должны были явиться в Берлин в установленные сроки.

— А когда это должно было быть?

— Четыре дня тому назад.

— Звучит довольно таинственно!

Болтун с имперского радио пожал плечами, а затем, после очередных моих рукопожатий с встречающими, протрещал: «На доклад к Рейхсминистру доктору Геббельсу!».

Новость прозвучала для меня как гром с ясного неба. «Но уже прошло тринадцать дней!» шепчу я себе под нос и злобно смотрю на Кресса. Во мне вдруг прозвучало: «Высшая боевая готовность!» — главное не допустить сейчас никакой ошибки.!

— Я привез с собой много материала и его надо еще упорядочить.

— В подобных случаях мы работаем по ночам, — тут же парирует Кресс, — а то, что готово, возьмите сразу с собой. Вы и без того поедете в качестве нашего курьера. Лучше всего передайте мне ваши фотопленки.… Кстати, Вы уже сделали фотографии?

— Фотографии? — восклицаю удивленно, понимая в то же время, что как только этот хитрован заполучит мои пленки в свои лапы, я тут же лишусь и пленок и фотографий.

— Да, парочка моментальных снимков есть. А пленки еще на лодке в моих шмотках.

Отвечаю уверенно, чтобы показать, что не намерен более продолжать этот разговор, — Думаю, будет лучше, если я передам их нашему лаборанту. Ему нужна, кстати, и дополнительная информация по ним.

Тут мне приходится разыгрывать роль человека обалдевшего от встречи с землей и от той новости, что мне только что сообщили.

— Вас вызывают туда срочно. Вы слышите: сроч-но!!! — цедит репортер сквозь зубы и делает строгий вид.

— Я не глухой, господин обер-лейтенант! Парирую я, и делаю попытку спародировать его: «Будьте любезны, разрешить мне при этом, с Вашего позволения…».

Не удивительно, что при этом я зарабатываю при этих словах злобный взгляд, но я хотел этого, и я это получил. К тому же, раз я уже по уши в дерьме, то продолжаю: «Геббельс! У меня грудь распирает от гордости. А может не грудь, а мой банан? Вы говорите сейчас, коллега, о господине Рейхсминистре народного просвещения и пропаганды?»

— Так точно-с! Кресс шипит так, словно откусил кислое яблоко, затем, однако, отчетливо произносит:

— Я должен немедленно доложить, что Вы вернулись из боевого похода.

— Немедленно?

— Так точно. И то, что Вы уже выезжаете.

— Так сразу?

— Не сразу. Ну, скажем, сколько нужно Вам времени, чтобы подготовить Ваши вещи, я имею в виду, привести в порядок Вашу добычу?

В порядок? Эхом отзывается во мне, и я уклончиво отвечаю:

— У меня немного вещей. Что хочет от меня господин Рейхсминистр народного просвещения и пропаганды? Я имею в виду: что я должен привезти ему с собой?

— Определенно не пасхальные яйца! — ревет господин Кресс.

— Только я полагаю, — произношу снисходительно, — В Берлин мне нужно в любом случае. Мне предстоит посетить Министерство ВМС, Министерство ВС, Министерство военной прессы несколько редакций и издательств на Лютцовштрассе.»

— Вам необходимо, прежде всего, доложить о себе в Парижском отделе. Господин капитан хочет видеть Вас лично.

Отставить страх! «Бисмарк», как мы окрестили этого противного каплуна, что он опять удумал?

— Что ему нужно? — с готовностью интересуюсь у Кресса.

— Послушайте-ка, Вы! В конце — концов, господин фрегатенкапитан наш начальник — а значит и Ваш!

— Сердечно благодарю за напоминание, — отвечаю как можно циничнее.

Господин Кресс принимает задумчивый вид, а затем выдает: «С учетом всего вышеизложенного я сообщаю, что Вы выезжаете завтра вечером из Савенея!».

Я отрешенно смотрю на него.

Эта командировка в Берлин может оказаться для меня довольно рискованной. Что об этом скажет Петер Зуркамп? Конечно, протекция с самого верха может быть очень важна как для моей новой книги, так и для издательства в целом. Но, к самому Геббельсу?!

Как может Геббельс приказать мне прибыть в Берлин? Я военный корреспондент и подчиняюсь Главному командованию вермахта. Может ли Геббельс быть выше командующего? Он может! Он достаточно чокнутый, чтобы подразделения военных корреспондентов Армии и ВВС обозвать ротами по пропаганде — также как министерство пропаганды назвал своим штабом. Какой-нибудь хитрец должен был бы предложить подобное и для ВМС.

Я пока вполне официально являюсь военно-морским корреспондентом — а это, хотя Старик может этого и не принимать, точно связывает меня с набившей оскомину «пропагандой». Так, требуется изобразить полную невозмутимость: