Лотар-Гюнтер Букхайм - Крепость

— А почему они не смогут все уничтожить — я имею в виду британские боевые корабли — если в наглую объявятся на рейде бухты? — продолжаю наивно наезжать на господина обер-лейтенанта Кресса. В ответ получаю испепеляющий взгляд и пафосную речь:

— Если в этом случае позволит расстояние, то нашим канонирам останется лишь изменить угол наводки орудий и все-все-все, что хоть как-то будет напоминать корабль, будет уничтожено в пух и прах. И смею заверить Вас, им придется ох как не сладко!

Тихо добавляю про себя: Не слаще, чем зарытой в песок заднице господина Кресса. Лучше бы он зарыл ее поглубже! Ну, а пока доставим-ка еще одну неприятность господину Крессу: мне нужна машина с водителем для заезда во флотилию. Мой репортер аж штопором закрутился, однако выделил и машину и водителя. По пути заглядываю в кафе, но Симона еще всплыла. Боюсь, что она сейчас, скорее всего, где-то в пути. Внезапно в памяти всплывают некоторые намеки ее на то, что она уже однажды прятала у себя сбитого американского летчика, и словно гиря упала мне на голову: черт его знает, сколько сбитых экипажей смогли спастись, выбросившись на парашютах, а затем спрятаться, и сколько высадилось агентов и диверсионных групп. За укрытие вражеских солдат полагается смерть. Это будет слишком быстрый судебный процесс военно-полевого трибунала. Симона и ее трижды проклятая легкомысленность! Меня бросает в дрожь от этих мыслей. Хорошо еще, что для моего волнения у меня есть предлог: этакая дорожная лихорадка — ведь еще так много надо сделать!

Из случайно услышанного телефонного разговора во флотилии узнаю, что Старик был ночью в Сен-Назере. Но каким образом? Ведь после объявления тревоги, приказом коменданта въезд в Сен-Назер был запрещен?

Боюсь, что со Стариком может случиться нечто нехорошее, а потому отправляюсь к нему на квартиру в Мажестик. Но там его нет. Койка пуста. Озадаченный возвращаюсь в канцелярию флотилии. И тут узнаю, что Старик помещён в лазарет. Узнаю, что около его ног разорвалась граната — может быть даже его собственная.

Рассказывают, что из какого-то окна стрелял враг. Граната, которую Старик бросил в это окно, ударилась о подоконник и отлетела к нему обратно.

— Так говорят, — добавляет писарь. — При этом господину капитану чертовски не повезло: его ранило в ногу осколками.

Лазарет расположился в отеле «Эрмитаж». За тропой для прогулок на пляже и со всеми соответствующими причиндалами.

Старик лежит в большом помещении окнами на пляж. Правая нога в гипсе высоко подвешена, словно стрела крана над спинкой кровати. Гипс испещрен карандашными надписями: химический карандаш.

— Ну, слава Богу, ты пришел наконец-то! — в голосе звучит радостное удивление. Я же ожидал увидеть страдающего, свинцово-серого, измученного болью человека.

— Ладно тебе. Расскажи, как все произошло. — обращаясь к нему отвожу взгляд от его раненной ноги.

Однако, вместо того, чтобы ответить на вопрос, Старик глубокомысленно закатывает глаза. Продолжаю долбить его своими вопросами:

— Комбриг, сразу после объявления тревоги, издал приказ о том, что командирам подлодок не разрешается приезжать в Сен-Назер. Это касалось также и тебя — и особенно в момент, когда все было похоже на высадку десанта. И если я не ошибаюсь, ты как раз в Сен-Назере и получил свой подарок?

— Так точно! — произносит наконец Старик. Его лицо светится такой неподдельной радостью, какую я давно уже не встречал. Наверное, он перенапичкан всякими лекарствами.

— Это и в само деле походило на высадку десанта, — начинает Старик, и его слова звучат так, словно он хорошо хлебнул пьяного вина.

— Позвольте просить Вас рассказать все с самого начала!

— Весь праздник для шефа был уже слишком хлопотным. Он слишком отошел от дел, чтобы в его голову не вкрались сомнения. Взамен он нашел нечто другое, — Старик, наконец, выходит на чистую воду. — А затем… он появился на ярко освещенном балконе и завопил: «Тревога! Тревога!». Мы подумали, что мужик свихнулся от радости встречи с нами, и его надо бы связать, иначе он натворит невесть что.

— Но как тебе все это удалось? Я имею в виду, как ты так быстро добрался до Сен-Назера? И тут же напоролся на взрыв?

Старик довольно поизносит:

— Я же был там одним из первых!

— До бомбежки?

— Примерно так. Машина стояла еще перед дверью. И когда поступил сигнал тревоги, я тут же рванул туда.

— Как оглашенный гнал, наверное, машину?

— Ну, ты скажешь! Едва касался педали газа всю дорогу.

— Ты же действовал вопреки строжайшему запрету! А теперь из-за твоего ранения должен тут валяться. Жаль!

— Ты ошибаешься дважды.

— В чем конкретно?

— Командирам подлодок действительно не разрешается выезжать в Сен-Назер. Но ты-то знаешь, я больше лодкой не командую; и случай с гранатой — это всего лишь самооборона!

— Ну конечно!

— Тут как раз развернулась стрельба, — говорит Старик и при этом ухмыляется. — На этот раз я уж думал, что вот сейчас они явятся и тогда точно…

— … схватят тебя?

— Да. Все походило на то. Но я себе сказал: «Бог не выдаст — свинья не съест!», а творилось тоже, что когда-то с Кэмпбеллтауном.

Кэмпбеллтаун! Это название звучит у меня в ушах и сейчас. Это было то еще дело, когда английский эсминец Кэмпбеллтаун протаранил ворота нормандского шлюза, и Томми высадились посреди гавани. Их быстро уничтожили, но затем…

— Так ты хотел еще раз попробовать то, чего избежал в первый раз?

— Что именно?

— Твое вознесение на небо!

Старик при этих моих словах хмурится, а затем задумчиво произносит:

— Ну и ну! Если начать задумываться, что вся наша жизнь это нечто подвешенное на тонкой ниточке…

— Это кто-то подвешенный на ниточке! — бросаю в сердцах. — Если бы не кричали «Вперед друзья! Нам нужно вернуться!», то весь офицерский корпус седьмой флотилии взлетел бы на воздух…. И ты вместе с ними!

Поскольку Старик не отвечает, а лишь взволнованно моргает что-то напряженно вспоминая, я тоже окунаюсь в воспоминания. Это была дрянная шутка: В ночь перед рейдом командирам подлодок не разрешили, из-за имевшихся опасений терактов, появляться в Сен-Назере. Поэтому днем они, во всем своем блеске эполет и наград, съездили на осмотр британского эсминца, все еще стоявшего в воротах шлюза, плотно застрявшего там на века, и весь офицерский корпус флотилии находился лишь на волосок от гибели в случае взрыва этой пороховой бочки. Однако британцы не учли, в своих расчетах взорвать часовую мину, спрятанную в глубинах Кэмпбеллтауна, что пруссаки обедают строго в полдень, а именно — в 12.00. поэтому уже в 11.30 экскурсии для всех желающих прекратились, и когда часовая мина взорвалась, никто из флотских не взлетел на воздух — а вот сорока сухопутным крысам здорово не повезло!