Лотар-Гюнтер Букхайм - Крепость

Скрежет тормозов. Ритм движения поезда замедляется. Затем как-то вдруг наступает тишина. От остановки поезда просыпаюсь. Что это? Станция? Световые блики веером проникают в купе. Опираюсь на боковую стенку и в течение секунды всматриваюсь в белый овал лица на противоположном ложе. Немая? Между нами не было проронено ни слова. Она была нема как рыба. Большая черная рыба. И через дверь купе она проскользнула словно рыба.

Поезд все еще стоит. Снаружи доносятся несколько выкриков, видны лучи фонариков. Луч света, похожий на палец, пролезает через щель оконных занавесок и скользит по бледному бедру, и тут же слышу тихое сопение. Затем в проходе шарканье ног. Напротив моего купе с силой бросают какой-то чемодан. Обрывки разговора. Ругань: густой бас и возражающий ему фальцет. Но металлический грохот вдруг обрубает эти голоса от тишины купе. Это недолгое молчание имеет что-то подозрительное, как будто кто-то караулит нас. Вот слышится какое-то шушуканье в проходе перед дверью купе. Шепот прямо напротив двери. С платформы раздаются два-три свистка. Мимо окна громыхает багажная тележка. Как только этот грохот стихает, отчетливо слышу ритмичное пыхтенье паровоза. Снова свисток и громкие крики: прямо перед окном двое орут друг на друга. Вдруг со стоном отпускаются тормоза. Очень медленно поезд трогается с места. Отчетливо ощущаю сопротивление длинного состава движению, но постепенно, словно очнувшись ото сна, состав набирает скорость.

А если купе захотят проверить? Нет, не думать об этом! Что же делать? Уговорить «немую» убраться из купе? Или просто лежать, как лежу? До Парижа? А сколько еще ехать до этого самого Парижа?

Вновь просыпаюсь: за окном начинает светать. Вздрагиваю как от удара: я один в купе! Теперь я еще больше уверовал: все происшедшее не было сном.

Не надо было оставлять в замке двери ключ, это была моя ошибка. Итак, это легкое, безмолвное существо исчезло. Она точно следует в Париж — значит она все еще в поезде. Но не могу же я искать эту черную даму по всему составу!

Черная дама! Так мысленно назвал я ночное виденье. Она и одета-то была во все черное: черное пальто, черная шляпка, черный бюстгальтер, черные чулки выше коленок. Я все это отчетливо видел в секундных бликах попадавшего в купе света.

Опа! А все ли цело в моем багаже? Руки у меня дрожат, пока его исследую. Фу! Все вещи на месте! Несмотря на это, что-то гнетет меня в глубине души. Вглядываюсь в белесую мглу за оконным стеклом. И в сердце рождаются строки: «Парень, ты спятил / Тебе нужно в Берлин / Туда, где сумасшедшая жизнь / Ты принадлежишь ему…» — эти строки словно заезженная пластинка снова и снова крутятся в голове.

Кто же это был? Хотела ли эта дамочка лишь отработать свое спальное место? А если эта особа является членом Сопротивления? Бритвой по горлу хватила бы и каюк…. А вдруг она больна сифилисом? О Бог мой!

Но как она уютно себя чувствовала: спальное место вместо стоящего, оплата натурой…. Да так и было.

Отдраиваю переборку и смотрю в противоположную сторону вагона. Что подвигло меня вообще пойти на такой риск? Надо было выгнать к черту эту мочалку! Наказать Симону? Я хотел бы сделать что-то в этом роде, чтобы отомстить Симоне. О господи, что за хрень лезет в голову!

Опаловое утро на вокзале Монпарнасс. Водитель отдела уже ждет и помогает мне уложить весь багаж в машину. Затем мы усаживаемся сами и едем по городу. Время от времени впереди появляется и пропадает силуэт Эйфелевой башни, но, невзирая на это не могу уследить, где мы едем в какой момент. Внезапно мой взгляд падает на Сену, и река помогает сориентироваться: до отдела остается всего лишь пара сотен метров.

«Западный Отдел Пропаганды ВМС» написано на вывеске, размещенной на большой, выше человеческого роста, железной решетке окружающей дворик. Как же я ненавижу эту вывеску! Меня призвали как военного корреспондента, а не как пропагандиста. «Пропаганда» — это слово звучало для меня раньше как ассоциация с доктором Йозефом Геббельсом. Теперь я знаю, что Вермахт имеет свою собственную организацию в этом деле, и во главе стоит какой-то генерал. Вся контора подчиняется напрямую командующему группой ВМС-Вест. До 1942 года это был генерал-адмирал Заалвэхтер, теперь — Кранке.

На КПП узнаю, что шефа сегодня в здании нет: он уехал на охоту. Меня ждет его адъютант.

Мне повезло, что не надо встречаться с нашим Бисмарком, которому удалось на волне расцвеченных нацистских лозунгов и речей выбиться из Вестфалии. Необычная, вычурная смесь дворцового великолепия и мелкобуржуазного вкуса! Во всех лестничных нишах установлены телефоны внутренней связи, на стене конторы висят утыканные флажками карты Европы и мира. Покрытые черным лаком лестничные перила с медными, блестящими поручнями: fer forge, гобелены до потолка прямо на лестничных клетках. Хрустальные люстры, даже над лестничными площадками, увешанные чудовищными лампами из какого-то морского склада. Между мебелью в стиле Луи пятнадцатого стоят четырехугольные коричневые от морилки канцелярские шкафы: обычная для моряков грубая мебель. Свежесрезанные цветы, словно для встречи кинозвезды в вазах на лестничных клетках, один большой красный, в медной, чуть ли не до второго этажа вазе. И она будто кубок возвышается над всем этим пространством. Наш главный оратор правит в этом городском дворце, словно некий князь и предается своим страстям под всем этим великолепием.

Одним из его помешательств моей командировки было: на фоне золотых гобеленов изобразить жену одного офицера, Соню Купперс. Пока я поднимаюсь по ступеням лестницы, говорю себе: дорогая Соня! Ну, как ты умудрилась со своими уловками влезть даже во флотилию? Наверное, обвела вокруг пальца своего ангела-хранителя и зло эксплуатируешь его?

— Жаль, что вы не можете подождать, — начинает адъютант.

— Чертовски жаль! Но мне необходимо немедленно убыть в Берлин. Так сказать — еще позавчера: У меня приказ явиться к господину Рейхсминистру.

— Но вы прибыли слишком поздно!

Этот упрек адъютанта бьет меня как пощечина. Я вздрагиваю:

— Я просто не мог прилететь! — резко парирую. Более всего я бы хотел сейчас смыться отсюда. В конце концов, я выполнил наконец-то приказ: доложил в отделе о своем убытии. Но поезд на Берлин отправляется только вечером, с Северного вокзала. Но мне совсем не улыбается смотреть на всех этих жоподралов, давящихся перед отправкой на фронт.

— Вы бы меня здорово выручили, если бы доставили вовремя на ночной поезд, следующий в Берлин.

Адъютант шевелит губами, высчитывая время до поезда. Затем произносит:

— Отсюда — в 18.00. вы должны еще получить наши материалы для Берлина.