Лотар-Гюнтер Букхайм - Крепость

Мой взгляд скользит по обоим дизелям. Трудяги! Хорошо выдержали все нагрузки до конца похода. Каждый дизель здорово помучился в этом путешествии — и еще их служба не закончилась. С трудом понимаешь как они это выдержали. Меня вдруг охватило необыкновенное желание протянуть руку и ласково погладить ближний ко мне дизель по левому борту, даже скорее похлопать его по теплому крупу, словно лошадь после скачки.

Но не осмеливаюсь сделать это, так как на меня с недоумением смотрит моторист.

Быстро делаю несколько шагов по корме и веду себя так, словно хочу узнать температуру — сначала левого, а затем правого дизеля. Делаю это так, чтобы никто не смог потом высмеять мою сентиментальность. Обжегшись, отдергиваю руку. Если бы мне кто-нибудь раньше сказал, что я испытаю грусть прощания в моторном отсеке, я бы рассеялся ему в лицо. Однако сейчас это произошло. В конце-концов, такое предприятие может переродиться в своего рода “sentimental journey”.

На камбузе корабельный кок устанавливает на плиту большую кастрюлю с водой. Вода будет нужна ему для чистки овощей.

В следующем помещении, за открытыми пологами видны подвесные койки. На баке сидят трое матросов: дин чистит бинокль, другой читает, третий “клюет носом”. Здесь же посуда с остатками пищи: восемь тарелок, ножи, вилки.

Назад — в центральный пункт управления. После всего переполоха здесь также царит удивительная тишина. Помещение выглядит пустым.

Унтер-офицер ЦПУ дремлет сидя на корточках. Как бы там ни было, но ЦПУ служило мне жильем более шести недель. Где бы еще слово “жилье” так много весило, как здесь! Моя жизнь поистине зависела от прочности этого помещения. Корпус выдержал все перипетии — конечно список для верфи длинен: повреждения корпуса и днища в изобилии. Но мы живы. Томми не удалось сделать из нас утопленников.

Ногу вверх и вперед через переходной люк переборки. Радист все еще сидит за своим аппаратом. На голове наушники, рука на ручке настройки — идет прослушивание электромагнитного пространства.

В офицерской кают-компании усердно трудится наше руководство: один ремонтирует каким-то мелким инструментом свой фотоаппарат, первый вахт-офицер изучает предписания по дежурству, второй инженер-лейтенант лежит в койке. Рядом, в кубрике, оберфельдфебели что-то едят. Оберштурман и Номер Один так низко склонились над бумагами, что мне видны только их затылки. Тушилка для сигарет, что лежит в моем кармане, вот что меня сейчас очень радует. Блестящая работа: она терпеливо выточена напильником из целого куска латуни. Уверен, что эта идея принадлежит инженер — лейтенанту. А может и чертеж изделия.

Во мне звучат строки:

Да. Еще пара часов и все закончится. Однако в такие моменты я всегда даю волю предрассудкам: Если все удастся…, Если все пойдет, как запланировано…, Если никто не подложит лодке какую-нибудь свинью….

Немного времени спустя, в ЦПУ стали раздавать из большой картонной коробки презервативы. Номер Один вел себя при этом как ярмарочный зазывала:

“Подбегайте, налетайте! Кто опоздал — тот не взял! Первоклассные резиновые изделия! Марка “Морская ласточка”, для активных и чувствительных. Это самое лучшее, что есть сегодня на ярмарке. Прислушиваюсь к тому, что говорит машинный унтер-офицер:

— Морские ласточки! Это чертовски красивое имя для презерватива!

— Три штуки на нос! Такого еще не было!

— Подавай! Только подавай покрепче которые!

— На нос? Ты это хорошо сказал.

— Можешь отдать их святошам!

— Как он их получил?

— Он же не может себе этого позволить!

— Дружище, ты прав — это интересная мысль.

Между тем, 1-ый вахтофицер, заикаясь, читает прилагаемую памятку. Вперед выходит Старик и прищурившись всматривается в него. Если 1 вахтофицер еще раз ляпнет что-то подобное, Старик взорвется.

Инженер-лейтенант тихо обращается ко мне: “Вас это не касается — вы лучше прикрыты, если я не ошибаюсь…”. Старик мог бы это услышать. Я мог бы убить этого инженеришку за такие слова!

В пол-уха я слушаю то, что составитель памятки написал в ней о разного рода женщинах. 1 вахтофицер читает заикаясь о “Женщинах”, “Бабах”, “Уличных девках”. Никто из присутствующих не осмеливается смеяться над текстом или самим 1 вахтофицером. Внезапно все ловят на себе прямой, злобный взгляд Старика. Я смотрю на световой сигнал, оповещающий, что “тритон ” освободился. Старик тоже видит табло и уходит первым.

Своим уходом и то, что произошла раздача презервативов, развязали людям языки. Такого вздорного трепа, как сейчас, на лодке еще никогда не было. В полутьме присаживаюсь на корточки, чтобы привести в порядок свои мысли, на своем месте вплотную к распределителю системы затопления и осушки.

“Поразительно разумно! Я лично сыт уже по горло консервированной жрачкой…”, дизельный унтер-офицер Роланд делает при этом такое движение рукой, словно хочет отпилить себе голову.

Свободный от вахты унтер-офицер службы электромоторов прилежно вторит ему: “Так точно! Что в общем-то было бы неплохо сейчас заложить в жабры, так это зеленые клецки с жарким, тушенным в уксусе с, например, краснокочанной капустой, но дважды проваренной…. А ты о чем сейчас мечтаешь?”

“О курином супе в китайском ресторанчике, супе с мясом — конечно, если у китайцев все еще есть этот ресторанчик…”

“Почему ты так говоришь?”

“Ну, может его уже разбомбили, нет?”

Тут только до меня дошло, что Роланд родом из Гамбурга. Воцаряется тишина, однако затем Роланд говорит, странно расставляя слова: “Я всегда удивлялся, почему это у китайцев, сразу за Гербертштрассе, все было так дешево…”. Его растянутое произношение слов побудило встречный вопрос из нашего кружка: “Ну и что?” — это включился боцман. “Да потому что китайцы своих курей сначала обваливают в птичьем помете, а затем бросают в кастрюлю — за которую уже отдельно заплачено. Понятно?” — “Вот свинья! Если ты сейчас же не заткнешься, я тебя точно взгрею!”. Однако Роланд продолжает, словно не услышал прозвучавшую угрозу. “Вот почему они называют курицу птицей? Из-за куриного помета. Китайцы обнаружили это первыми. Еще наверное тысячу лет назад. А вы этого не знали? Что же мы, идиоты, не задумываемся почему эти куриные супы такие питательные?…”

“Заткнись, свинья, или я тебя сейчас точно отдубасю!” — “Спокойно, спокойно!” говорю спорщикам. Разговор прямо возбуждает волчий аппетит. Да, нужно просто радоваться еде. — ”Вообще-то есть еще пара фокусов с куриным пометом…”. Удивляюсь, что после этих слов нет новых протестов. “Так вот. Обычно делают так: курицу сначала потрясут так, чтобы гребешок пришел в нужное состояние — а затем, сразу, как только гребешок стоймя стоит — ей сворачивают башку.” — “А для чего все это действо?” “Ну, дело все в том, что в этом случае отверстие в куриной жопе пару раз откроется, и вы сможете получить несравненное удовольствие…”. “Ты так говоришь, словно уже попробовал!” “Да нет. Мне все это просто описал один китаец.” “Китайцы — свиньи!” “Хм. Как на это посмотреть…”.