Лотар-Гюнтер Букхайм - Крепость

Передохни! Успокой нервы!

Может остановиться? Ерунда! Чем дальше проедем, тем лучше. Теперь мы, пожалуй, уже не должны больше испытывать страх перед атакой самолетов-штурмовиков. Или мы заблуждаемся? Но если нас внезапно атакует какой-нибудь бродяга-самолет, то теперь мы едва ли ушли бы с этой широкой дороги. Здесь даже деревьев нет. Надо бы отправить Бартля на крышу, говорю себе…

Едва только Бартль оказывается наверху, позволяю себе глубже погрузиться в сиденье.

Теперь посмотрим, как справятся оба моих подчиненных. Когда выезжаем из восточного пригорода, меня наполняет сильное желание вылезти из «ковчега», расположиться рядом с шоссе и вызвать в памяти картины Симоны из нашего времени в La Baule. Но я должен запретить себе это. Могу лишь шептать безмолвными губами имя Симоны. Снова и снова. А сверх этого наваливаются ужасные картины: Стрельба на рельсах… Палата госпиталя… Что же все это было?

У меня зуб на зуб не попадает. Хочется ревмя реветь — такое паршивое настроение.

«… сквозь жару и холод, потеряв слух и зрение…» Библия? Не знаю, относится ли это к библии.

Ничто ничему больше не соответствует. Никакого соответствия. Я действую совершенно иначе, чем хочу. Что, собственно говоря, случилось с моей рукой? Почему мы катим здесь, по этой местности? В голове невероятно быстро вертятся мельничные жернова и их вращающиеся валики работают как сумасшедшие, стуча друг о друга.

Как все это произошло?

Ведь вот же, мы только вчера въехали в Париж. И теперь эта вот дорога в Нанси… Но где же мы были вчера ночью? В Париже?

Чепуха: Только сегодня рано утром мы прибыли в Париж! Сегодня есть сегодня. Вчерашняя ночь — она была в Версале. Тросовые барабаны, рикши на велосипедах… Когда я все это видел? Наверное, не только сегодня поутру!

При въезде в Париж? СЕГОДНЯ.

Танки на Place de la Concorde: СЕГОДНЯ!

Мне привиделось, что я видел Симону в ущелье железной дороги! Сейчас мне кажется, что я галлюцинирую.

Отбивайся! Проясни свои мысли! Думай системно! Step by Step.

Найду ли я когда-нибудь Симону?

Равенсбрюк! Не знаю, где сейчас стоят русские, но если наша линия обороны рухнет на востоке, то они смогут добраться до Равенсбрюка.

Ну а почему служба безопасности СД разместила свои тюрьмы только на востоке? Если бы у меня была сейчас широкомасштабная карта, чтобы посмотреть, где на самом деле расположен этот чертов Равенсбрюк!

Теперь даже Старик не смог бы помочь. Он, наверное, давно мертв — геройски пал за Великий Рейх, немецкий народ и Фюрера.

Насколько знаю Старика, этот чокнутый негодяй, скорее всего, вылез в самую переднюю линию обороны.

Нас всех подставили! Никаких шансов уцелеть! С самого начала у нас не было никаких шансов — только отсрочка конца. То, что мы все еще катим по этой местности, означает при ближайшем рассмотрении всего лишь еще одну отсрочку — отсрочку с сюрреалистическим бытием.

Каждый день мы получаем новое тому подтверждение. Без постоянно возникающих новых чудес ни один день не обходится!

Мое состояние постепенно улучшается. Туманные клубы постепенно исчезают из головы. Благодаря таблеткам, которые я проглотил?

У меня больше нет таблеток.

Они должны были дать мне с собой их побольше — но кто мог тогда знать, что мне не окажут врачебную помощь в Париже?!

Мне срочно нужен, во всяком случае, скоро потребуется приличный военный госпиталь с работающим рентгенаппаратом.

Но что же станет со старым Бартлем, если мы найдем госпиталь и они оставят меня в нем? А с «кучером»?

Как пойдут наши дела дальше с бандеролями и письмами? В целом все оказывается уже гримасой судьбы — ее печальной шуткой. А есть ли они, печальные шутки? No, Sir! Имеются лишь кровавые шутки!

Несколько сожженных домов стоят вплотную у дороги. И снова водонапорная башня, круто вытянувшаяся высоко ввысь — напоминая сильно эрегированный пенис.

Бартль двигается наверху, на крыше. Он хочет рассмотреть немецкий дорожный указатель, затем аллею и на заднем плане «небольшой замок». Не следует ли нам поискать ночлег? спрашивает он, косясь на мою руку.

Чувствую себя неимоверно разбитым.

Ладно, сворачиваем туда!

Дорога между старых деревьев, кажется, это вязы, с глубоко наезженной колеей.

«Кучер» ругается, на чем свет стоит, и проклинает все вокруг. Но вскоре мы уже можем почувствовать себя вознагражденными за наши страдания: Ночлег для всех трех. Меня размещают в замке, а двух моих орлов в домах поблизости.

Также предлагают и теплый ужин, сообщают нам. Но мне вовсе не хочется есть. Мы размещаемся в расположении артиллерийского соединения: Артиллерийская батарея на конной тяге.

Во дворе я видел лошадей и легкие полевые гаубицы калибра 105 мм на лафетах с раздвижными станинами. Четыре передка выстроены в ряд.

Замок находится в безнадежном состоянии: все картины прострелены насквозь, все зеркала разбиты. Здесь проживала наша, обозленная на все и вся, солдатня. Входит какой-то обер-лейтенант, и, увидев мой вопрошающий взгляд, восклицает:

— Это были не мы!

Затем обер-лейтенант, узнавший от Бартля, что мы едем из Парижа, говорит мне:

— Теперь, пожалуй, дела говно в Париже! Метро бастует еще с тринадцатого числа. Вы разве этого не заметили? Легавые, должно быть, тоже забастовали…

— Этого не может быть. Еще сегодня мне один из них любезно предоставил справку…

— Могу Вам сказать одно: Радуйтесь, что Вам удалось выскочить!

Затем он интересуется, что случилось с моей рукой.

— Ах, ничего особенного, — отвечаю ему.

Может быть, прислать мне санитара?

Я благодарю и отвечаю:

— Руку надо бы просветить рентгеном. В настоящий момент пока все хорошо. Хотя, у Вас, возможно, есть болеутоляющие таблетки…?

У него они есть, а затем он хочет пригласить меня выпить с ним после ужина, но я совершенно не вижу в этом смысла. Ничего так не хочу как спать. Хорошо, глоток пива, если можно. Думаю, пиво сможет помочь мне преодолеть беспорядочное кружение в голове.

Полное сумасшествие: Среди выпивки мне вдруг являются перед глазами картинки-лубки из городка epinal с битвами войны семидесятых годов прошлого века, которые настолько преуменьшают военные события, что даже разрывы тяжелых снарядов изображены каплями мыльной пены вспенивающие воду в стакане для бритья, а солдаты, упавшие в траву, напоминают акробатов, совершивших веселые кувырки. До этой местности наши солдаты должны были добраться в 1918 году, пока к французам не пришло подкрепление, прибывшее из Парижа на такси…

Обер-лейтенант поступил довольно благородно — так, по моему виду и не скажешь, что эта ночная пьянка явится для меня единственно правильным решением.

Он зовет своего бойца, и тот провожает меня в комнату на первом этаже. Не снимая своих тряпок валюсь на широкое, сильно сплющенную кровать. Думаю, мне без надобности темно-серое одеяло при такой жаре.