Эрик Шабаев - Друг другу вслед

— Ну как? — вихрастый парень легонько подтолкнул Егорку.

День сменился вечером, сумерки перешли в густую темень, редко помеченную желтоватыми огнями фонарей, а они все ехали. Колесили по булыжнику, по ухабам, поворачивали то влево, то вправо столько раз, что у Егорки зарябило в глазах…

Наконец остановились. Вихрастый парень расплатился с извозчиком, весело сказал:

— Вот он, Прокудинский переулок, прощу любить и жаловать. Как, славное названьице? А вот и дворец прохоровских работяг с галдареей, клопами и прочими благами. Идем! — и помог сойти Брагину-старшему.

Егорка вспомнил об укладке с подарками, выволок ее из-под сиденья, приподнял, и его повело вбок. «Свинцом набита, что ли?»

— Дай сюда, — тихо сказал вихрастый парень, оглядываясь по сторонам, и быстро зашагал к дому.

По скрипучей лестнице поднялись наверх, в длинный, открытый с одной стороны коридор, постучались в крайнюю дверь. Немного погодя на стук выглянуло встревоженное бабье лицо, при виде вихрастого парня засветилось улыбкой.

— А мы тебя с весны ждем!

— Маманька слегла, пришлось пропустить рейс. Ну, где Игнат?

— В кузне… А чего ж мы через порог? Входи, будь гостем. Ой, кто это с тобой?

— Из Сибири, отец с сыном. Беда у них.

Женщина присмотрелась внимательнее, всплеснула руками, забеспокоилась.

— Дедушка-то, поди, устал с дороги. Ничего, если в кладовке постелю?

— Можно и в ней, благо теплынь. Как, Терентий Иванович?

— Спасибо хозяюшке… — через силу ответил Брагин.

— Она еще и чаем нас напоит, ведь верно? — подмигнул ей вихрастый парень.

— Ой, и забыла совсем! — Она сорвалась с места, прикрикнула на чернявого парнишку, выскочившего из соседней двери. — Ну-ка, не путайся под ногами! Лучше б сбегал до монопольки, отца твоего там видели…

— Робит он… Позвали чинить котел… — пробормотал парнишка.

— С соседом прежняя история? — тихо спросил вихрастый.

— Не просыхает, окаянный. И семье покоя не дает.

— Так никуда и не пристроился?

— А кому он, забулдыга, нужен. Тут и добрые мастеровые годами на бирже стоят.

После чая Егорка с отцом улегся в кладовой. Едва смежил веки, стали кусать клопы. Кое-как притерпелся, задремал, но ненадолго. Среди ночи на «галдарее», совсем близко, раздался шум. Пронзительно кричала баба, ей на разные голоса вторили дети, все перекрывала пьяная мужская брань… Егоркино сердце до боли сдавила тоска. «Скорей бы папку поставить на ноги, скорей бы домой, в Красный Яр!»

Снова проснулся он под утро. Кто-то высокий ходил по кладовой, вполголоса переговариваясь с Терентием Ивановичем.

— Прости, дед, разбудил.

— Сами виноваты, чужое место заняли.

— Ну-ну, обойдемся, не впервой… — он чиркнул серником, короткая вспышка высекла из темноты молодое крупноносое лицо, волну светлых волос, бронзовую, в ссадинах, руку. Человек снял с гвоздя пиджак, прихватил сапоги, тихо вышел за дверь.

«Хозяйкин брат из кузни явился…» — догадался Егорка.

Глазную больницу они разыскали быстро, однако на том их везение кончилось. Доктора были заняты, могли принять не раньше, чем через неделю.

Егорка с отцом вернулись в Прокудинский переулок, и потекли нерадостные дни ожидания, хотя и наступило добропогодье. Тоска заела бы вконец, если бы не хозяйская дочь Иринка. Проводив мать на фабрику, она поила чаем Терентия Ивановича, не давала скучать Егорке.

Вот и теперь она влетела в кладовую, крикнула:

— Суп готов, бежим за хлебом! — и сорвалась вниз по лестнице, быстро-быстро мелькая тонкими загорелыми ногами. Догнать ее удалось лишь на перекрестке. По улице длинной колонной шли и шли солдаты со скатками через плечо, мерно колыхались штыки над вереницами плоских серых фуражек.

— Откуда они?

— Со стрельбища, — ответила Иринка и тихо добавила: — А знаешь, дядю Игната чуть не убили…

— Ну? — удивился Егорка.

— Он с полицией воевал. Не веришь? Прохоровские сделали баррикады поперек улиц, так он туда с мальчишками побег. У него даже наган был всамделишный. Ей-богу!

— Зачем побег-то?

— А зачем пошли со всех фабрик? — вопросом на вопрос ответила она.

Егорка промолчал. Слишком непонятными были для него эти люди прохоровские. Тоже вроде бы русские, и говор у них почти такой же, что в деревнях под Братском, но все равно какие-то чудные…

Когда Иринка с Егоркой на обратном пути сворачивали в переулок, сбоку раздался лихой разбойничий свист. На заборе сидел чернявый соседский парнишка, оскалив зубы, целился по ним из рогатки. Оба, не сговариваясь, юркнули за угол дома.

— Ну, цыган паршивый! — Егорка погрозил кулаком, вспомнив, как тот вчера вечером напал на него с гурьбой огольцов.

— Он сам нет, у него бабка была цыганкой. Ой, идет сюда! — Иринка опрометью бросилась к лестнице.

Но чернявый, судя по тому, что рогатка была засунута в карман, шел с добрыми намерениями. Улыбнулся белозубо, подал руку:

— Не боись, я нынче не страшный.

— А я и не боюсь.

— Молодец! — похвалил его чернявый и предложил: — Пойдем на рынок, пошныряем? Смотришь, кое-что и перепадет!

— Что перепадет? — не понял Егорка.

— Не придуривайся. Небось папаня-то из каторжных? К его рукам тож прилипало, когда с глазами…

И не договорил, отлетел к забору от сильного толчка в грудь. Но, странное дело, не осерчал, не полез в драку, только почесался.

— А ты ловок. Умеешь бодаться! — Он смолк, озабоченно покрутил носом. — Забыл, черт… Маманька велела за тятькой проследить, на бирже он с утра.

— Зачем?

— Вытурили его с Прохоровки… Слово не то сказал, ну, мастер и взвился на дыбы. Теперь одна маманька всех кормит… Слетаем?

Егорка в нерешительности переступил с ноги на ногу.

— Далеко она… та самая?

— Рядом!..

Наперегонки вынеслись к Большой Пресне, пересекли ее. Вскоре показалась и биржа.

— Не отставай, — сказал чернявый, открывая скрипучую, на расслабленной пружине дверь.

Зала, похожая на сарай, из конца в конец разделялась деревянным барьером, за ним сидели господа, и к каждому тянулась длинная очередь. Шарканье ног по каменному полу сливалось с голосами, отчего стоял гул, напоминающий жужжанье огромного овода. Изредка доносилось:

— Кузнецы в отъезд! Кто кузнец, подходи!

— Землекопы есть?

— Е-е-есть!

Весноватый парень пробивался сквозь толпу, держа на плече топор.

— Куда? Ведь плотник! — остановили его за рукав.

— Все одно…

— Как так?

— Трескать-то надо? — огрызнулся весноватый.

— А вот и пахан мой, — весело сказал чернявый, приподнимаясь на носках. — Еще тут. Но смоется, ей-богу, смоется. Видишь замухрыгу около? Тот, с кем они стекла высадили в кабаке. Вечно вместе, друг от друга ни на шаг!

Егорка присмотрелся. Он думал встретить чудище под потолок, которое лютует каждую ночь на «галдарее», а увидел сгорбленного, тихого на вид человека. Замухрыга, тоже в опорках и исподней рубахе, был позадиристее. Он косился на весноватого плотника, хрипел: