Эрик Шабаев - Друг другу вслед

Но вот и последняя лента. Федор бережно принял коробку из рук второго номера, сказал:

— А теперь беги, здесь ты больше не нужен. Прощевай. Да гранату не забудь, оставь!

Кенка переменился в лице, едва не заплакал.

— Куда ж я один, без тебя? Давай вместе, Федя…

Тот яростно выругался, припал к пулемету.

— Ага, вместе, чтоб глаза потом кололи? Не-е-ет, я им покажу, как воюет и умирает сталевар… Необстре-е-е-елянный! — передразнил он бородача Мокея. — Выполняй приказ, малец!

Второй номер медленно, с оглядкой, пополз к деревне. За спиной коротко выстукивал «максим», раз, другой, третий — и вдруг словно поперхнулся чем-то жестким. «Неужели перекос?» Парнишка осторожно высунулся из-за крайнего дома, похолодел. Перед взгорком, подать рукой, накапливалась казара. Наученные опытом, белые теперь не вскакивали сломя голову, подбирались не спеша. Пулемет молчал, Федора около него не было. Ага, вот он, чуть левее, распластался на траве, ждет неизвестно что. Белые сошлись плотно, с четырех сторон кинулись к «максиму». Это мгновенье и подстерегал Федор. Привстав, швырнул гранату в самую гущу, сделал новый замах, боком, неловко осел на земли… Подобрали его под вечер, исколотого штыками, с вырезанной на спине пятиконечной звездой.

«Эх, парень, парень, — думал Игнат, затрудненно дыша. — А я ему позавчера невесть какое наговорил… Крутова с губастым приплел к чему-то… Ну, встречался, ну, выпивал, а кто их не знал, спрашивается? Жить в поселке — не то что в городе. Все на виду!»

Погода выпряглась окончательно. Морос укрупнился, мало-помалу перешел в косохлест. Порой перемежал ненадолго, припускал с новой силой. Вода натекала за ворот, струилась по спине, от шинелей и чекменей клубился густой пар. Закурить бы, — табак, у кого он был, подмок, превратился в месиво.

Конные миновали хутор, не первый, не последний за день. У обочины стояла крытая фура, на огородах шел сбор поздних огурцов. Какие-то люди, явно не сельские с виду, ходили вдоль гряд, с трудом нагибались, шарили в зеленых плетях, испуганно косились на кавалеристов, на повозку с пулеметом.

— Экое сазаньё! — вырвалось у Кольши.

— Не иначе, из города пожаловали на легкие хлеба. Вон тот господин особенно приотъелся! Может, его бонбой, замест огурца? — спросил молодой чубастый разведчик.

— Но-но, — хмуро, не повышая голоса, молвил сотенный. — Эй, граждане, далече ль до села?

— Версты три, — поспешно отозвался господин в котелке.

— Ничего не слышно?

— Н-ничего, г-гражданин…

— Услышишь, дай срок! — ввернул Кольша. Сотня раскатилась гулким смехом.

В лесу, что синел за хутором, среди колдобин от вывороченных бурей деревьев, по узкой, размытой дороге шагал невысокого роста человек, опираясь на ореховую палочку, за плечами болтался тощий мешок.

Увидев конных, не побежал прочь, только посторонился слегка, спокойно стоял под наведенными дулами карабинов, с тоской посматривал на низкое, с грязными космами, небо. Когда велели идти вперед и не озираться, пошел без сопротивления, ничему не удивляясь.

— Надо б выяснить, что за птица. Дозволь перекинуться словом? — сказал сотенному Игнат.

— Валяй. Надо так надо.

Игнат нагнал незнакомого человека, поехал рядом, остро приглядываясь к нему. Тот держался прямо, не горбясь, хоть и был в летах, на висках поблескивала седина, даже кургузая штатская одежда не скрывала его выправки.

— Откуда, и куда?

— Если откровенно, сам не знаю.

— Та-а-ак, допустим. Офицер?

— Штабс-капитан старой армии.

— Где потом обитал?

— Разумеется, в Уфе.

— В тех же чинах?

— Да. Помешали кое-какие обстоятельства. Некий спор.

— Плохо!

— Что именно?

— Помешали-то! — жестко обронил Нестеров.

Оба смолкли в одно время, но взглядами нет-нет да и встречались, видно, задели друг друга за живое.

— Надеюсь, кончен допрос? — колко сказал человек немного погодя. — Или пытать будете?

— Слушай, господин офицер. Я тебе не кат-палач из уфимского застенка. У наковальни с четырнадцати лет, в поту и дыму… Наш разговор короче: девять грамм в лоб, отваливай в гроб!

— И на том спасибо… — устало-насмешливо отозвался штабс-капитан. — Ничего другого не жду. Единственная просьба — нельзя ли поскорее?

— Успеешь к богу. А пока… бежать не вздумай.

— Некуда. Я вам объяснил русским языком.

— Небось и заграничные разумеешь? — поинтересовался Кольша, огибая промоину. Человек, в своих лакированных штиблетах, зашлепал прямо по ней. Утер со щеки грязь, брызнувшую из-под копыт, разомкнул спеклые губы:

— Да.

— Эка, едрена-матрена! — удивился Кольша. — Встренься герман тебе, ты б с ним запросто? Ну, а француз или, скажем, самурай?

— Кончай тары-бары, — предостерег сотенный.

Лес поредел, проглянуло поле, задернутое сеткой дождя, показалось село с церковкой на бугре. Сосновый лес, которым шел проселок, подступал чуть ли не к домам. Трое дозорных, по знаку сотенного, шагом выехали вперед. Никого и ничего. Но командир медлил и, как вскоре выяснилось, неспроста. Едва дозор миновал колокольню, с нее дробно застрекотал пулемет. Конники стремглав ударились обратно, к спасительному лесу. Запаленно влетели в заросли, матерились вполголоса, а пулемет не умолкал, взяв теперь на прицел дорогу. Что-то упало с тяжелым плеском. Игнат обернулся: посреди промоины трепетно бился вороной конь, силясь подняться, чуть в стороне, у куста, лежал комвзвода, широко раскинув руки и ноги.

— Наповал, — тихо обронил сотенный, снимая папаху. — В боях ни разу не зацепило, а тут… — Он помолчал, наливаясь бурой кровью, подозвал к себе Игната. — Бери нескольких конников, этого… и на тракт.

— А вы что ж?

— Посчитаемся с засадой, нагоним. — Он люто покосился на штабс-капитана, который с бесстрастным видом сидел под сосной. — Глаз не спускать!

Выкурив одну на всех цигарку, разъехались.

«Как с тобой быть, господин штабс-капитан? Вкатить пулю сейчас или подождать немного? С такой сволочью каши не сваришь, нет! — кипел Игнат, пристально глядя в затылок пленного, и рука тянулась к нагану. Что-то останавливало в самый последний миг. — Бежит от своих золотопогонных… Почему? Обидели, обошли в чинах? Нет, пожалуй, не то. Спросить? Вряд ли ответит».

Он все-таки не утерпел, заговорил снова:

— Радуйся, господин офицер. Еще одним красным на свете меньше… — Горло Игната перехватил сухой, полынно-горький ком.

— Остер, на лету мысли ловишь.

— Скажешь, не угадал?

— На сей раз нет.

— Навели порядок, самим тошно, — заметил Игнат. — Правда-то глаза колет!

— Правда? О какой правде речь? — штабс-капитан приостановился на мгновенье. — Где она? Ты ее видел? Не на войсковом ли кругу?

— Круг, а посередке пустота… — Игнат сердито засопел. — Но ты на меня не ори, ваше благородие, а то ведь я могу и шашкой!