Эрик Шабаев - Друг другу вслед

— Капитан-то, капитан… — пробормотал высокий солдат. — То в «эшелонах смерти» орудовал, не спал ночами, а то — бац — и в красные!

— Не в красные, а позеленел, — поправил его седоусый боевик. — Понимай разницу.

— А сколько он пленных взял себе в отряд? — колко заметил третий. — Здесь они, по соседству!

— Все перепуталось, ей-пра. Кто с кем, супротив кого…

— Разберемся на досуге!

Лежали перед Интендантским садом, обеспокоенно вслушивались в треск и гул за спиной. Круто подморозило. На Ушаковке появилась наледь, зеленовато-синими кругами испестрила снег. «Прибывает и прибывает… Как бы не отрезала напрочь!» — с тревогой подумал Егор. В ожидании сигнала он задремал, кутаясь в шинель, а когда снова поднял веки, ночь кончилась… Где же чертов Решетин, заснул, что ли? Теперь пиши пропало, все на виду! Но шестая резервная шла, вернее, брела сквозь густой пар, по колено в ледяной воде. Егорка испуганно привстал. Что он творит, капитан, ведь белые-то наверняка готовы… И те не промедлили: с колокольни собора, с крыш тюрьмы, из окон военно-обозных мастерских заклокотали пулеметы. Первый взвод был выкошен почти полностью. Тяжелораненые с криками барахтались в кровавой каше, пытались выбраться из нее, замирали, скованные судорогой.

Атака сорвалась…

Подоспел угрюмый, не в себе Гущинский, на ходу выговаривая капитану, старшие групп столпились под берегом. И тут Егор услышал, как ругается обычно тихий, незлобивый Терентьев.

— Фанфарон, черствая душа! — гремел он, подступая с крепко сжатыми кулаками к Решетину. — Как вы смели… солдат… на верную смерть!

Тот с кривой улыбкой на потном, рябом лице оправдывался: дескать, бой есть бой, всегда кто-то гибнет.

— Замолчите! — оборвал его Терентьев. — Сделай такую глупость новичок, я бы еще понял, но ведь вы — кадровый офицер, три года провели в окопах германской, черт бы вас побрал!

В ссору вмешался Гущинский:

— Расходитесь по местам, товарищи. Будет время — обсудим в штабе.

— Но как он смел!..

— Ступайте вон, старик! — возвысил голос Гущинский и топнул ногой. Усилием воли подавил внезапный гнев, поправился: — Идите в роту.

Старшие групп удивленно взглянули друг на друга, не понимая, в чем таком провинился добряк Терентьев, долго молчали.

— Да-а-а, — наконец обронил высокий. — Цепко держит былое, наперекор всему.

Ближе к вечеру Мамаев с Егоркой отправились в штаб, их зачем-то вызвал Гущинский. Бой на Ушаковке то утихал, то разгорался с удвоенной силой.

Пока Мамаев ходил по делам, Егорка грелся в дежурной комнате, сбивчиво рассказывал коменданту, седоусому слесарю, о неудачной атаке. Тот в свою очередь поведал кое-что новое: оказывается, Решетин до утра накачивался спиртом, принесенным стражниками из кадетского корпуса.

— Верно, при мне грабанули, — сказал Егорка и покраснел, вспомнив о присвоенной бритве.

В переднюю вошли господин в просторной енотовой шубе, некто в драповом пальто, молодцеватый офицер с ало-зеленой ленточкой в петлице, за ними, повесив карабин дулом вниз, чешский унтер в красном гусарском «пирожке».

Часовой у порога взял винтовку наперевес.

— Кто будете, граждане? Ваш мандат!

— Мы — делегация Политического центра. Идем из расположения нейтральных чехословацких войск, где вели переговоры, — отозвался господин в енотовой шубе.

— Что ж, разговор порой лучше, чем кровавая драка… — сказал комендант. — И куда теперь?

— Нам необходимо увидеться с подпоручиком Гущинским, — разлепил тонкие губы офицер. Комендант неторопливо свернул «козью ногу», высек огонь, глубоко затянулся.

— Значит, из Политцентра?

— Да, если сокращенно, — вмешался некто в драповом пальто. — Иными словами, блок революционно-демократических организаций.

— Сами-то… из каковских блох? — скосил на него глаза комендант.

Офицера передернуло, господин в шубе раскатился веселым смехом.

— А вы шутник, уважаемый… Если вам интересно, мы оба — гласные городской думы.

Комендант быстро глянул на Егорку.

— Стало быть, за нас, безгласных, думали? Та-а-ак, приятное знакомство…

Гримаса крайнего недовольства отразилась на лице господина в енотовой шубе: расспросы, как видно, пришлись ему не по нутру. Тотчас утратил напускное веселье, процедил:

— Скажите наконец, где нам найти Гущинского?

И господин в енотовой шубе, и его думский приятель, и офицер перестали занимать коменданта.

— Дуйте прямо, не ошибетесь! — и когда делегация Политического центра исчезла за дверью, он повернулся к Егорке. — Видал борцов? Рабочий комитет с них глаз не спускает, с «центроуповцев». Крутят-вертят. Главкома избрали, капитана Калашникова, а силенок нет как нет. Они, эти «голубые уланы», думают: кто палку взял, тот и капрал… Поживем — увидим. И Калашников допрыгается, дай срок. Нацеплял на себя ремней, оружия, лент — не подступись. Тьфу! А сам полгода назад ремни из человеческих спин вырезал, в контрразведке гайдовской. Все забыто, обо всем! А про лозунг ихний знаешь? У-у! Созыв земского собора, суд над Колчаком, замиренье с большевиками, на особых условиях. Думки о своей вотчине, от Байкала до Оки… Только не выгорит, ей-ей!..

Он вспомнил о чехе, стесненно топтавшемся у поро-га, подозвал его.

— Эй, вояк, чего же ты? Давай к нам… Як се маш? Как живешь-поживаешь?

— Декуйи, добже.

Егор подвинулся на скамейке.

— Садись, грейся. — Он указал на красный гусарский «пирожок». — Ты, кавалерист, совсем по-летнему. Уши-то не мерзнут?

— Уши́? — спросил чех и рассмеялся. — Ой, мьерзнут!

— В Чехии, поди, намного теплей, чем в Сибири.

— Ано, ано, — закивал гусар.

— К себе собрались, без никаких?

— Довольно! Зачьем война? Марионеткой не хочу!

Комендант одобрительно похлопал гусара по спине.

— Верно рассудил. Нам с вами делить нечего.

— Совсем нечьего, приятел.

— А почему все ж таки медлите? — спросил Егорка, и чех пригорюнился, развел руками.

— Ой, бьеда с нашими генералами… Кажется, нам отсюда никогда не уехать!

Комендант сурово, точно все вокруг зависело от бравого унтера, сказал:

— Если б не ваш брат, и Колчак не вспух бы как на опаре.

— Ано, вы правы, — согласился чех, словно тоже чувствовал — все держится на нем, и только на нем. Седоусый кашлянул сумрачно, поняв, что несколько перегнул палку, достал кисет.

— Закуривай, гусар.

— Декуйи, — чех покивал на дверь, за которой скрылась делегация. — У вас новая власть? Политцентр?

— Власть, да не наша. Белые или зеленые… — комендант для убедительности помотал в воздухе клочком курительной бумаги, потом ткнул пальцем в отворот Егоркиной шинели. — Говорю, белые или зеленые — один черт.

— Ано. Понимаю вас.