Герман Нагаев - Второй фронт

На другой день Васин снова обошел весь завод вместе с руководителями отделов и помощниками. Выяснилось, что основные цехи не выполняют задание.

Особенно тяжелое положение создалось в третьем литейном, отливающем ведущие колеса танков. Этих третий литейный цех был «отобран» у соседнего завода и еще существовал как бы на правах пасынка. На него как-то не обращали особого внимания. Но как только начали собирать танки, третий литейный сразу сделался одним из самых главных цехов.

Механические цехи работали первое время за счет деталей и заготовок, вывезенных из Северограда, а ведущие колеса танка, весившие почти по тонне, не брали в самолет. Их пришлось отливать и обрабатывать здесь.

Пока танки собирали по одному, по два в сутки, третий литейный справлялся с заданием и успел создать некоторый задел. Но когда стали собирать по нескольку машин в сутки, этот задел стал быстро таять — возникла угроза остановки начинавшего было налаживаться серийного производства.

Васин, обходя третий литейный, сразу же увидел грозившую заводу опасность и, придя к себе, немедленно созвал всех начальников цехов и отделов.

Совещание проходило напряженно. Васин был взвинчен, говорил резко, вызывая по фамилиям начальников отстающих цехов, требовал краткого, четкого доклада. Делал пометку у себя в блокноте, прерывая вопросами, спрашивая, в чем нужна помощь, тут же давал указания и требовал от подчиненных их немедленного выполнения.

Перед ним лежал список цехов, в которых нужно было «подвинтить гайки». Когда очередь дошла до особо трудного, инструментального цеха, Васин обвел взглядом собравшихся:

— Что, Бурова нет?

— Я здесь, Александр Борисович! — послышался слабый голос, и в конце длинного стола поднялся высокий, худощавый человек с болезненно-бледным лицом.

— Я вас не узнал… Ну, что в инструментальном?

— Перешли на казарменное положение, как в Северограде. Работаем по восемнадцать — двадцать часов.

— Знаю. Многие так работают… А результаты?

— Первую очередь обеспечили и инструментами и приспособлениями. Но победит на исходе, быстрорез тоже…

— Что предпринимаете?

— Послали людей в Златоуст. Обещают помочь.

— Проверь сам, Буров, и доложи мне. Кроме того, тебе срочное задание.

— Слушаю, Александр Борисович.

— На тебя возлагаю изготовление трехсот комплектов шестерен для коробки скоростей. Они должны быть сделаны из особо качественной стали, с проведением термической обработки при строгом соблюдении температурного режима. Чертежи, технологию и сроки изготовления получишь у главного инженера. Есть вопросы?

— Все понятно, Александр Борисович, — сказал Буров и тут же сел, закашлялся в платок.

Васин, не обратив на это внимание, крикнул:

— Начальник третьего литейного, Зинченко!

— Есть Зинченко! — Поднялся рослый, седоватый человек с безбровым, круглым лицом.

— Почему не выполняете задание по ведущим колесам? — раздраженно, переходя на крик, спросил Васин.

— Задержка произошла из-за формовочной земли, — простуженным, но твердым голосом ответил Зинченко. — Карьер не выполняет программу.

— Почему? Ты был там?

— Был, и не раз. Это километрах в десяти от города… Половину рабочих забрали на фронт — остальные разуты, раздеты. Нет ни спецовки, ни обуви. Плохо с питанием.

— Ага! — закричал Васин. — А ты обут, одет, сыт и нос в табаке!

Многие заулыбались, а Зинченко побледнел, виновато склонив голову.

— Что молчишь? А? Кто о карьере должен заботиться, я спрашиваю?

Зинченко молчал.

Это молчание окончательно взбесило Васина. Он вышел из-за стола, шагнул в сторону Зинченко, остановился:

— Что у тебя на ногах? Валенки? А ну снимай немедленно.

— Как это снимать? — недоумевая, переспросил Зинченко дрогнувшим голосом.

— Разувайся к чертовой матери! — закричал Васин и, подойдя к столу, схватил телефонную трубку: — Начальника охраны! Срочно… Ты, Лизодуб? Немедленно ко мне с нарядом. И захвати кирзовые сапоги большого размера. Все!

Он бросил трубку на рычаг и опять приблизился к Зинченко:

— Почему один валенок снял? Снимай второй!

Зинченко, пыжась и кряхтя, снял второй валенок, остался в носках домашней вязки.

— Видишь, как купец обут, а там рабочие замерзают.

Дверь распахнулась, вошел начальник охраны и двое с карабинами.

— Явились по вашему вызову, товарищ директор!

— Хорошо! — Васин взял у начальника охраны кирзовые, поношенные сапоги, очевидно снятые с кого-то из охранников, швырнул Зинченко: — Обувайся, Зинченко, и марш пешком прямо на карьер. И будешь сидеть там до тех пор, пока не обеспечишь литейные формовочной землей. А валенки возьми с собой — отдашь лучшему рабочему… Лизодуб! Прикажи охране сопроводить инженера Зинченко до самого карьера.

— Есть сопроводить до карьера! — козырнул Лизодуб. — Пошли!

Зинченко быстро сунул ноги в сапоги, закинул на плечо валенки и, опустив голову, побрел из кабинета.

— Смотри, Зинченко, — крикнул вдогонку Васин, — если сбежишь — угодишь в трибунал.

Последним вышел, стуча каблуками, Лизодуб и плотно притворил дверь.

Собравшиеся угрюмо молчали.

— Предупреждаю всех — это только цветики! — насупясь, сказал Васин. — Не забывайте, что идет война! Со всеми нерадивыми я буду поступать по законам военного времени. Совещание окончено. Все по местам! Идите — и помните, что мы с вами солдаты трудового фронта.

Все поднялись и, не проронив ни слова, вышли из кабинета…

Оставшись один, Васин закурил и стал ходить, думая о случившемся. «Начальники теперь зачешутся. Я им нагнал холоду. А вот как быть с рабочими — не знаю… Их на испуг не возьмешь. Помнится, в Северограде я одному бригадиру на сборке пригрозил фронтом, так тот огрызаться стал: «Я в финскую воевал… Мне не страшно…»

Васин подошел к столу, снял трубку:

— Партком! Костина!.. Трофим, ты? Зайди ко мне. Нужен… — и, положив трубку, снова стал ходить по кабинету, думая: «Надо на карьер послать людей из трудмобилизованных. Выдать всем рабочим телогрейки и ватные штаны, валенки. Ведь работают на ветру, на морозе… Надо доставлять горячие обеды, иначе сорвут литье. Зинченко один там ничего не сделает…» Он опять подошел к столу, написал записку заместителю и, вызвав секретаря, велел отнести. Тут же вошел Костин, в полувоенной рубашке под широким ремнем, в начищенных сапогах, аккуратно постриженный, но с усталыми, покрасневшими глазами. Васин пожал ему руку, указал на кресло:

— Садись, парторг. Разговор у меня серьезный.

Костин сел, спокойно посмотрел на Васина, который опять заходил по кабинету, комкая в пальцах потухшую папиросу.