Герман Нагаев - Второй фронт

Когда выбрались на шоссе, пошли рядом. С Татьяной почтительно раскланивались встречные мужчины, удивленно посматривая на Егора.

«Должно, ухажеров у нее полно, а вот пошла со мной… — с гордостью подумал Егор. — Может, правда, я ей напоминаю мужа?»

Шли молча. Татьяне было приятно, что этот большой, сильный парень теряется, как ребенок, и не пытается, как другие, приставать с ухаживаниями и говорить комплименты. К станции подошли вовремя. Только Егор купил билет, показался поезд.

— Вот и приходится уезжать, — вздохнул Егор.

— Сожалеете, что не повидали друга?

— Какое… Он никуда не денется. Сожалею, что уезжать надо. А вообще-то мне здорово повезло.

— Это в чем же? — с полуулыбкой спросила Татьяна.

— А в том, что я познакомился с вами. Так мне сегодня хорошо, что высказать нельзя. Можно, я к вам еще как-нибудь приеду?

— Конечно… Будем очень рады.

— Эх, черт! — прошептал Егор, увидев мальчишку с ведром пионов, бросился к нему, сунул пятерку, забрал все цветы и к Татьяне. — Это вам, от души! — сказал он и, бросившись к поезду, на ходу вскочил в вагон…

— Танюша! — удивленно воскликнула мать, увидев дочь на террасе. — Откуда у тебя такой роскошный букет?

— Егор подарил! — улыбнулась Татьяна. — Скупил все, что было, и говорит: «Это вам, от души». Уж не влюбился ли он с первого взгляда? Говорят, так бывает?

— Ох, еще как бывает-то, Танюша. Я, когда была в расцвете, сколько пережила… Из-за меня один телеграфист под поезд бросился.

— Да что ты, мама? Я об этом не знала. Почему ты не говорила?

— Потому и не говорила, что стыдно было. Меня до сих пор совесть мучает. Играла я с ним, глупая была… Этот Егор, видать, тоже бесхитростный. Открытая душа. Этот не слукавит, не обманет. Не то что твои ухажеры… Обещал ли приехать?

— Спрашивал: можно ли?.. Обещал…

— Ты поласковей с ним. Парень-то, видать, золотой… Да и на Сергея походит… Уж больно улыбка у него хороша…

Отец у Татьяны умер лет пять назад. Он был главным бухгалтером завода — известным и уважаемым человеком. Жили в достатке. Татьяну учили и музыке, и языкам. Она кончила технологический институт и с тех пор работала в заводской лаборатории. В поселке она была очень приметной невестой и у нее было немало поклонников. Однако Татьяна держала их на почтительном расстоянии.

Приезжавший на завод по делам еще не старый профессор-вдовец предлагал ей руку и сердце, сулил райскую жизнь в Северограде, но она отказала. Зубной техник откровенно и цинично не раз говорил: «Татьяна, выходи за меня — озолочу!» — но Татьяна только улыбалась в ответ. Солидный врач, бросивший вторую жену, буквально не давал ей проходу, но Татьяна вежливо отклонила его ухаживания. Она продолжала любить Сергея, и когда мысленно сравнивала претендентов с ним — они меркли в ее глазах…

Причиной, заставлявшей ее быть особенно разборчивой, был сын Вадик. Ему исполнилось восемь лет. Чтоб хорошо воспитать его, нужна была мужская рука. Татьяна, пережившая потерю отца, а потом и мужа, и мало приспособленная к жизни, хотела такого мужа, на которого можно было бы опереться. Чтоб он стал и хозяином в доме и главное — отцом ребенку. А эти ухажеры казались ей «хлюпиками» и эгоистами, искавшими только удовольствия. Мать тоже разделяла ее суждение, и когда неожиданно появился Егор, обе стали к нему присматриваться.

Егор приезжал каждое воскресенье, и раза два Татьяна встречалась с ним в Северограде. Что-то было в нем от Сергея, и это что-то, пока еще неясное Татьяне, влекло ее к Егору. Однако отношения их были на редкость целомудренными.

«Черт возьми, — ругал себя Егор. — Столько времени провожу с ней и даже ни разу не поцеловал. Боюсь, и все тут. Ну, что я из себя представляю? Специальность самая рабочая. Образование, можно сказать, низшее. То, что заучил в школе взрослых, — давно забыл. Хоть бы внешность была видная, так и того нет. Морда — самая обыкновенная. А она — красавица! Инженер. Языки знает. Куда лезу?.. А все же не гонит. Значит, что-то и во мне есть… Выложу-ка я ей все начистоту. Пусть решает…» И вот однажды Егор позвал Татьяну в сад к столетним березам и, стоя перед ней в простой полосатой футболке, облегавшей его крепкую, литую фигуру, заговорил смело, решительно:

— Таня! Или прогоните меня сразу, или выслушайте. Больше я не могу так…

— Что с вами, Егор? Вы сегодня так возбуждены…

— Нет, все нормально, — твердо продолжал Егор, откинув рукой густые шелковые вихры, а его небольшие серые глаза сверкнули отливом стали. — Или выгоните меня сейчас же, или дайте честный ответ. Я полюбил… И полюбил так, что готов идти врукопашную хоть на медведя. Я буду любить вас всю жизнь и ни в какой беде не брошу. Я буду любить вашего Вадика, как своего собственного сына. Я буду ему настоящим отцом, а матери — сыном. А если я не люб — прямо скажите. Я уйду… и все равно не перестану вас любить.

— Егор, голубчик, зачем же так сразу? Ведь мы еще мало знаем друг друга. Ведь вы еще не видели Вадика. Он скоро приедет из лагеря. Я вас очень прошу… Ну, какая-нибудь неделя…

— И тогда? — взяв ее за руку, властно спросил Егор.

— И тогда все решится.

— Ох, Таня. Если только… Дайте хоть я вас поцелую, — и он мягко, но сильно притянул ее к себе.

— Нет, нет, не сейчас… у меня губы накрашены, — схитрила Татьяна. — Только не сейчас, — повторила она, — и слышите — хлопнула калитка? К нам кто-то идет. Пойдемте скорее в комнаты.

Егор, войдя в столовую, сел на стул у окна. Татьяна выскочила на террасу. Оттуда долетели радостные крики, и скоро Татьяна вошла, ведя за руку белокурого, загорелого мальчика.

— Вот, Вадик, познакомься. Это мой троюродный брат, Егор. Зови его просто: дядя Жора.

Вадик подошел к Егору и, протянув руку, сказал:

— Здравствуйте, дядя Жора.

— Ох, ты какой вырос! — добродушно улыбнулся Егор, заглянув в доверчивые голубые глаза. — Большущий! — приподнял его и посадил к себе на колени. — Ну как, хорошо отдохнул?

— Хорошо!

— За ягодами ходил?

— Ходил…

— А за грибами?

— Тоже.

— А купался?

— Только с вожатым.

— А здесь мы с тобой без вожатого покупаемся.

— А вы умеете плавать?

— Я-то? Да я же на реке вырос. И по-матросски, и саженками, и столбиком, и кролем, и брассом.

— А меня научите?

— Обязательно! Будешь со мной дружить?

— Буду.

— По-настоящему?

— Да, дядя Жора.

Егор достал перочинный ножик со множеством всяких предметов:

— На, владей! Это тебе на дружбу, — и так тепло улыбнулся, что Татьяна почувствовала его родным.

— У-у, настоящий! Спасибо! — Вадик обнял Егора и поцеловал в щеку.

Татьяна, боясь расплакаться, выскочила за дверь…

После ужина Егора оставили ночевать. Татьяна и мать легли с Вадиком в спальне, а ему постелили в комнате отца.