Георгий Савицкий - Небесный спецназ Сталина. Из штрафной эскадрильи в «крылатые снайперы» (сборник)

– Убирайся отсюда, Герман, – на этой войне нет гражданских! Они все – большевики! Убирайся, иначе я собью тебя!!!

Вне себя от ярости Дитрих фон Зальц ударил по самолету своего друга – теперь уже бывшего друга. Но Герман был начеку: он успел резко уйти вниз, а потом с разворота зайти в хвост пикировщику Дитриха фон Зальца. Его кормовой стрелок повел стволом турельного пулемета, но «достать» «Мессершмитт» не мог. Герман Руди находился в «мертвой зоне» обстрела.

– Nein! – майор Герман Вольф нажал на гашетку, и пулеметно-пушечные очереди прошили воздух перед острым носом пикировщика.

Тот медленно, словно нехотя отвернул.

– Ты заплатишь за это, чертов чистоплюй!

И Герман Вольф действительно заплатил – самой высокой ценой! Разжалованный в штрафники, лишенный всех наград и званий он вел жизнь окопной крысы. И как крыса стремился лишь одного – выжить в ледяном аду Сталинграда. И на грани жизни и смерти он часто вспоминал тот злосчастный эпизод, когда помешал своему другу, бывшему другу, атаковать ни в чем не повинных гражданских.

Многое пришлось пережить рано поседевшему «Одинокому Волку». Как говорится: «Andere Jahre, andere Haare – Другие годы, другие волосы»… Вольф снова стал пилотом – сначала штрафником, а потом ему все же вернули имперского орла на мундир. То было проклятое «время героев». После поражения на Волге Третьему рейху нужно было оправдаться перед солдатами и перед нацией. Он снова стал пилотом, вернул себе звание и репутацию. В грандиозной битве на Кубани о нем уже знали как о безжалостном и расчетливом «Одиноком Волке».

Тогда же он снова встретился с Дитрихом фон Зальцем и даже обрадовался ему. Тогда они распили бутылку шнапса, алкоголь подтопил лед отчужденности, но холодок в сердце остался. Из-за него Вольф прошел весь этот ад… Но Герман понимал, что война примиряет многое. Все они шли от одной смерти к другой – своей или чужой.

И вот теперь смерть примирила их окончательно.

Вечером привезли тела пилота и воздушного стрелка. Похороны были на немецком кладбище на окраине разрушенной русской деревни, от которой остались лишь обгоревшие печные трубы.

Заколоченные гробы опустили в такую неласковую русскую землю.

– Dieser tapfere Kämpferefürchtetesich vor keiner Gefahr. (Этот храбрый боец не боялся никакой опасности.) – Ханс-Ульрих Рудель на правах командира произнес традиционную в таких случаях фразу.

Сухо протрещал ружейный салют.

Потом летчики и техники нестройно затянули Ich hatt einen Kameraden («Был у меня товарищ». Это была грустная песня), под нее хоронили немецкие солдаты своих боевых товарищей.

Последнее время эта грустная песня все чаще раздавалась над бескрайними просторами Восточного фронта. Россия ощерилась на немцев рядами деревянных крестов с надетыми на верхушки стальными шлемами.

Они шли от смерти к смерти. Вот погиб еще один опытный пилот, допустил ошибку и разбился. Кто придет на его место?

Впоследствии Ханс-Ульрих Рудель писал в своей книге:

«Многим из нас приходит в голову одна и та же мысль: «Сейчас, когда старики уходят один за другим, я могу точно определить, когда будет моя очередь, просто посмотрев в календарь». Каждого ждет конец, рано или поздно, мы все ждем, а неудачи нас не покидают. Жизнь в постоянной опасности способствует фатализму и определенной бесчувственности. Никто уже не выпрыгивает из кровати, когда ночью на нас сыплются бомбы. Смертельно уставшие после полетов, длящихся весь день, мы в полудреме слышим, как бомбы взрываются где-то совсем рядом».

Майор Волин нервно шагал взад-вперед возле своей «Аэрокобры», чуть дальше, в стороне от стоянки, курили летчики. Замерли в полной готовности истребители. Но лететь было нельзя – прошедший накануне ливень превратил летное поле в пруд.

– Да теперь отсюда только гидросамолеты взлетать смогут, – сокрушенно сказал ведомый Александра Волина, младший лейтенант Погорелов.

К сожалению, так и было. До летчиков доносился грохот канонады, бой шел уже несколько часов. На оперативных картах в планшетах пилотов были отмечены ключевые районы: река Псёл, село Ржавец, совхоз «Октябрьский», деревня Прохоровка…

Ситуация осложнялась еще и тем, что немецкая авиация была уже в воздухе, со стороны неприятеля аэродромы размокли не так сильно. Кроме того, гитлеровские бомбардировщики летали не только с полевых площадок, но и с капитальных бетонных полос аэродромов Харькова и Сталино.

Пуская в стороны буруны, как торпедный катер, подъехал «Виллис» комполка. Полковник Поддубный был хмур.

– Ну, что, сыграла с нами погода злую шутку?

– Так точно, товарищ полковник. Только я вот думаю – у нас ведь полоса на пригорке, где воды поменьше… Узковато конечно, но если строго выдерживать направление и взлетать по одному, а не как обычно, парами, можно и подняться.

– Ты это, Александр, авантюры не устраивай…

– Я серьезно, товарищ полковник. Ребята у меня опытные.

– Ну, что ж, раз нет другого выхода… А его нет! Тогда – под мою ответственность. И так уже несколько раз вызывал по рации генерал Руденко, материл: «Почему-де «сталинские соколы» уже почти как полдня прохлаждаются! У нас там люди гибнут, танки горят»!

– Разрешите выполнять?

– Действуй, майор…

– Эскадрилья, по машинам!

«Аэрокобры» буквально на руках перенесли в начало узкой полоски относительно сухой земли, и летчики приготовились выполнять рискованный взлет – почти как с палубы авианосца!

– На разбеге – внимательно! – еще раз предупредил своих летчиков майор Волин и двинул вперед рычаг управления двигателем.

Мотор запел на повышенных оборотах, разгоняя истребитель. Если сейчас пневматики шасси поскользнутся на грязи… Стоп – нервы в тугой узел. Наконец-то «Кобра» отрывается от земли!

Вслед за командиром взлетают и остальные девять истребителей. Теперь весь авиаполк сократился до размеров одной неполной авиаэскадрильи. К моменту Прохоровского сражения авиация Воронежского фронта, в отличие от наземных частей, значительных пополнений не получила.

Александр развернул свой истребитель и повел свою группу туда, где разворачивалось одно из самых грандиозных танковых сражений Великой Отечественной войны.