Александр Тамоников - Небратья

– Командир, уточни, пожалуйста, – как-то вкрадчиво попросил Воронец. – Ты, Антон Горденко, действующий офицер российского спецназа, собираешься поехать на Украину, причем в область, многие жители которой не отличаются особо миролюбивым отношением к россиянам? Ты вот просто так хочешь купить билет, сесть на поезд или самолет, погостить на исторической, так сказать, родине, проведать родителей, пообщаться со старыми приятелями?

– Ну, вроде да. – Антон пожал плечами. – А что тут не так? Десяти дней вполне хватит. Мне не будет мучительно больно, что спустил свой отпуск коню под хвост.

– Еще раз уточни. – Голос Романа сделался предельно вкрадчивым. – Ты, Антон Горденко, офицер российского спецназа, что, в общем-то, ни для кого не секрет, в здравом уме и трезвой памяти собираешься поехать на свою родину?

– Да. Что тут не так? – начал раздражаться Антон. – Ну, съезжу, и что такого?

– Ромка хочет донести до твоего сознания не самую сложную мысль, – с той же вкрадчивостью вступил в разговор Кабанов. – Ты, конечно, волен делать все, что тебе вздумается. Русские и украинцы – братья навек. Так же, как русские и китайцы. Дело в том, командир, что тебе ни в коем случае нельзя ехать в родной город. Это так, к сведению. В Винницкой области очень сильны западенские, радикальные и просто антироссийские настроения. Там, конечно, не тридцать седьмой год. Людей на улицах просто так не хватают, ночами не приезжают за ними на черных воронках, но контроль населения весьма жесткий. СБУ – не самая крутая в мире спецслужба, но отслеживать граждан она в состоянии. Да и сюзерены из-за океана помогают в меру сил. Думаю, машины с тамошними чекистами пока не дежурят у калитки твоих родителей, но этим парням давно известно, что сын этих людей служит в спецназе российской армии. Прости, командир, но ты украинец. Обрусевший, с мировоззрением, отличным от других, но все же. Значит, в глазах украинских властей ты ренегат, отступник и предатель. Только прибудешь домой, как сразу очутишься в застенках СБУ, и что-то мне подсказывает, что живым оттуда не выйдешь. Как ты докажешь, что не шпион, не диверсант? В общем, подумай.

– Да что тут думать! – заявил Воронец. – Мы с Шурой против. Не хотим терять нормального командира и приличного товарища. Обрати внимание, командир, – нас с Шурой больше, чем тебя.

Антон презрительно скривился, разминая в пальцах сигарету.

– Знаешь, о чем он сейчас думает? – Роман повернулся к Кабанову. – Что мнение большинства всегда ошибочно, поскольку большинство людей – идиоты. Это не я – это Эдгар Алан По придумал.

– Да, Антон, мы настаиваем, – решительно изрек Кабанов. – Это глупо. По крайней мере на данном историческом отрезке. Ведь в твоем городишке нет ничего такого, чтобы наплевать на здравый смысл и немедленно туда отправиться? Ностальгия отсутствует? У отца все в порядке? Мама болеет, но не при смерти? Власти родичей не третируют? Возможность общаться по сотовой связи имеется? Так какого черта, Антон?

– Ладно, уболтали. – Капитан с шумом выпустил воздух. – Не поеду в этом году на родину. Пляшите. Тогда куда?

– Супер! – восхитился Кабанов и с облегчением вздохнул. – Тогда слушайте, мужики. Нам нужно просто тупо отдохнуть, ни о чем не думая. Предлагаю Севастополь. Есть у меня любимый двоюродный брат, с которым я уже целую вечность не виделся. Да и дальше мог бы не общаться, кабы он не жил в этом дивном городе. У парня собственный дом напротив Графской пристани, машина, жена и прочие удобства. Завтра же ему позвоню и обрадую, что у него поживет дружная и чистоплотная русская семья. Пусть только попробует отказать! А то решительно вычеркну его из числа своих любимых родственников. Хороша идея? Девочки, пляжи, выпивка, а главное, целых десять дней никакой муштры и антитеррористической деятельности.

– Восемь дней. – Физиономия Ромки Воронца расцвела от уха до уха. – День приезда, день отъезда. Но даже восемь дней – целая вечность. Антон, ты как?

– Поехали, – согласился капитан Антон и вздрогнул, когда зазвонил телефон, оставшийся в куртке на вешалке.

Дрогнула бутылка, из которой он разливал по стопкам остатки водки.

– Только не Калашников! – взмолился Воронец. – Боже, пусть кто угодно, лишь бы не он.

Антон почувствовал легкое жжение под лопаткой. Обычно так и начинаются неприятности, на которые человек никак не может повлиять. В горле у него пересохло, возникло такое ощущение, что стенки пищевода слиплись.

Товарищи с тревогой наблюдали за ним. Он не изменился в лице, зашагал в прихожую, выискал в карманах музицирующий аппарат. Звонил не полковник. Впрочем, капитан и так это чувствовал. Вызов был от Юрия Степановича Горденко, отца Антона, проживающего в городе Калачан Винницкой области.

Нелепые предчувствия лезли в голову. Поколебавшись, он шагнул в ванную, закрыл за собой дверь и только после этого отозвался.

Капитан вернулся в комнату минут через восемь. За это недолгое время с ним произошли весьма серьезные перемены. Он был бледен, как заштукатуренная стена, пальцы нервно подергивали резинку на домашних штанах.

Капитан сел на диван, застыл в напряженной позе, машинально потянулся к стопке, выпил и снова уставился в пространство тоскливым взором. Остальные тоже выпили. Это при любом раскладе не повредит.

– Что-то мне подсказывает, что вечер перестает быть томным, – тихо проговорил Ромка. – Рассказывай, Антон.

– Погиб мой брат Виктор, – дрогнувшим голосом сообщил капитан. – В Калачане проходила акция против мобилизации, объявленной в стране. Что-то вроде антивоенного митинга у стен городской администрации. Мой брат был активистом, организатором мероприятия. В последнее время он активно конфликтовал с властями, был противником войны в Донбассе. На участников митинга напали нацисты, начали избивать. Люди отступили в местный Дом культуры, там их заблокировали в танцевальном зале и подожгли. Клуб сгорел, все задохнулись. В том числе мой брат и его невеста Ольга, разделявшая взгляды Виктора. Милиция все видела, но не вмешивалась. Погибло больше тридцати человек.

Офицеры потрясенно молчали. Выпивка кончилась. Антон забрался в шкаф, выудил оттуда бутылку коньяка, заначенную на черный день, разлил по стопкам.

– Помянем, мужики. – На глазах Антона блестели слезы.

Нельзя сказать, что его отношения с братом были очень близкими. Они жили далеко друг от друга, занимались своими делами, но никогда не ссорились. Если братья встречались, то искренне были рады видеть друг друга. Разумеется, не считая сопливого детства, когда Виктор подтрунивал над младшим братом. В те времена любимым его развлечением было посадить Антона на ветку яблони, растущей в саду, и куда-нибудь убежать.