Борис Земцов - Добровольцы

С сегодняшнего дня для нас начался иной отсчет времени. Подписан контракт. Каждому по новенькому, в масле, автомату Калашникова. Оружие знакомое, но не совсем родное. Автоматы югославского лицензионного производства. Это может заметить и не специалист. Фрезеровка деталей — грубая, шероховатая. Те, кто был с этим оружием в деле, сетуют на его ненадежность: автоматы, бывает, «клинит», после дождя и снега железные части густо ржавеют в течение нескольких часов. К каждому автомату пять магазинов. С патронами, похоже, проблем здесь нет. В казарме целый штабель цинковых коробок — бери сколько влезет. Любопытно: у многих на магазинах выгравировано «число зверя» — 666. Сатанинский знак? Совпадение? Шутка? Над этими вопросами головы ломать некогда.

Весь день ушел на подготовку оружия к эксплуатации (очистка его от масла, набивка магазинов патронами, подгонка ремней и т. д.). Надо было видеть, как преобразились ребята, получившие «стволы». Вот она, наглядная иллюстрация старой истины: война — тысячелетняя суть настоящего мужчины. Выходит, сегодня здесь мы занимаемся тем, чем мужчина занимался сотни тысяч лет, — отстаиваем с оружием в руках правое дело. Образ жизни, который мужчина ведет несколько последних столетий, не соответствует его определенному свыше назначению. Бой, поход, засада, трофеи — это естественно, это зов генов, это возвращение к началу, это умножение энергии. Копание в бумажках, маета в городском транспорте, хождение с авоськой по магазинам, говорильня о футболе и политике — это для мужчины неестественно, это потеря энергии.

Да здравствует здоровое мужское начало!

Со вчерашнего дня, со дня подписания контракта, начался наш срок пребывания на югославской земле. Обещания отправлявших нас шустрых пареньков о том, что в контракт войдут дни, затраченные на дорогу, оказались болтовней. Много чего обещалось, да мало что выполнено. Впрочем, сетования здесь неуместны. Жизнь всегда и во все вносит свои жесткие коррективы.

Сегодня получено обмундирование — в основном это амуниция югославской народной армии. Китель, брюки, плащ на подстежке из искусственного меха, белье и масса всяких пустяков, призванных облегчить нелегкую солдатскую жизнь. Переодевались, мерили, подгоняли, часто цокали языками — хвалили югославские вещи, отдавали должное заботе о солдате в государстве южных славян. Чего стоят, например, удобные резиновые сапоги на шнурках, на теплой подкладке, вязаный облегающий шлем-маска, теплый пуловер. Вспоминали родные «кирзачи», вечно сырые портянки, зябкое «хэбэ», костерили отечественный генералитет, интендантов и т. п. Вывод грустен: государство настолько достойно уважения, насколько оно заботится о своем солдате.

Однако восторги по поводу экипировки оказались преждевременны. Местность, куда мы прибыли и где проведем, по-видимому, большую часть определенного контрактом времени, имеет специфические климатические условия. «Это наша Сибирь», — объясняют местные сербы. В последнем сомневаться не приходится. Сейчас середина марта. Внизу, на равнине, не исключено, люди уже загорают. Здесь же до восьми ниже нуля, и снег по пояс. В резиновых сапогах, которые поначалу показались столь симпатичными, по снегу много не находишь. Тем более что шерстяных (впрочем, вообще никаких) носков (да и портянок тоже) нам не выдали. Слишком легкомысленным оказалось для этих условий и выделенное каждому из нас пальтишко на подстежке. Что ж, будем утепляться домашним гардеробом, нанизывать на себя все, что возможно.

И все-таки странно — почему нам не досталось ни теплых комбинезонов, ни утепленных курток, ни кожаных высоких ботинок? Русские, которые прибыли за месяц до нас, все это получали. Но… Не в тряпках счастье.

Наш отряд — превосходное поле деятельности для психологов, социологов и т. п. Сколько характеров! Какие нравы! Что за личности! Еще в поезде я обратил внимание, что «просвещенных патриотов» (регулярных читателей «Русского вестника», «Дня», «Нашего современника» и т. п.) среди нас нет. Добрая половина моих «однополчан» попросту не знает, что такие издания существуют. Наверное, в этом нет ничего удивительного, ибо в нашем обществе давно определилась тенденция — основная масса «записных», «крутых» патриотов — представители «доблестной» интеллигенции. Этих людей хлебом не корми — дай вволю порассуждать о судьбах России, о паутине масонского заговора, о гнусной сущности «временного оккупационного режима». Что же касается конкретизации любви к Отечеству, предел их возможностей — статейка в патриотической прессе. Они — вечные, бесплодные теоретики. Здесь же, в Сербии, люди другого плана. Их патриотизм — национальный инстинкт, заставивший, рискуя жизнью, отправиться за тридевять земель на помощь православным братьям. Они не сильны в теории, но надежны в бою. Глядя сейчас на них, вспоминаешь патриотические тусовки Москвы и Петербурга. Грустные воспоминания. Похоже, на сегодняшний день в национальном русском движении две тенденции: теоретическая (за ней стоят «записные» патриоты из «интелей») и инстинктивная (люди, ее олицетворяющие, держали фронт в Приднестровье, сражаются в Абхазии, воюют в Сербии). Первая тенденция — тупиковая, больная, бесплодная. Вторая — здоровая, перспективная, но пока, увы, мало просветленная знаниями. По сути, эти тенденции — две параллельные, которым очень не скоро суждено пересечься.

Продолжается взаимное узнавание друг друга. Каждая личность — неповторима и уникальна. Мой сосед по койке — Серега Л. — полный, флегматичный мужчина без малого сорока лет. Бывший техник-пожарный. Он случайно узнал от знакомого о канале оформления документов на выезд в Сербию. Не задумываясь согласился. Какие бы то ни было политические ориентации у Сереги отсутствуют. В поезде, по дороге сюда, он неоднократно уточнял, нисколько не рисуясь: «За кого мы будем воевать? За сербов или за хорватов?» Серега дважды женат, дважды разведен. Живет в коммуналке, недалеко от Курского вокзала. Пару месяцев назад его дочиста обокрали. В ситуации до смеха банальной. В легком подпитии Серега познакомился с двумя веселыми кавказцами. Выпили. Добавили. Новые знакомые предложили «продолжить». Серега — добрая душа — пригласил их к себе. Очнувшись лишь к полудню следующего дня от жуткой головной боли (видно, в водку, выставленную кавказцами, была намешана какая-то дрянь), он обнаружил в своем доме голые стены в прямом смысле этого слова. «Гости» унесли все, включая макароны, сахар, стиральный порошок и домашние тапочки, не говоря о носильных вещах, обуви, бытовой технике. Потрясение от результатов набега «кавказских человеков» было настолько велико, что Серега всерьез подумывал о самоубийстве. Благо здоровое начало в его натуре взяло верх.