Юлиан Семенов - Семнадцать мгновений весны (сборник)

Ответ пришел такой же невразумительный, как и тот, который был отправлен Айгруберу.

Мюллер сразу же понял, что происходит это, скорее всего, потому, что в процессе расследования всплыло такое имя, говорить о котором в документе или же по телефону никак невозможно. Неужели Кальтенбруннер тоже начал игру, после того как встретился с Бернадотом?

И Мюллер решил, что в Зальцбург можно отправлять лишь самого верного и ловкого человека.

Кого? Холтоффа? Верен, но глуп, наломает дров, опасно. Айсман? С его принципиальностью он полезет в драку, не думая о последствиях. Конечно, идеальнее всего в этой комбинации был бы Штирлиц. Но он в игре, он нужен здесь.

Мюллер так и не решил, как поступить с этим делом, позвонил Борману, попросил пару дней на размышление; тот согласился, хотя голос его был холоден и лишен той доброжелательности, которая с недавнего времени стала характерна для него во время бесед с группенфюрером.

…Гестапо Линца и Зальцбурга было в растерянности именно по той причине, которую Мюллер ощутил кожей: действительно, передачи на Запад шли чуть ли не с того самого места, где размещался особый отдел связи СД, подчиненный непосредственно Кальтенбруннеру. Следовательно, по законам нацистской иерархии, местное гестапо обязано было войти с предложением в отдел РСХА по Верхней Австрии; тот – в свою очередь – должен был согласовать этот вопрос с Айгрубером и обратиться, минуя Шелленберга и Мюллера, непосредственно к Кальтенбруннеру за санкцией на проведение оперативной разработки его ближайших сотрудников, сидевших в Альт-Аусзее, в роскошной вилле, примыкавшей к замку шефа тайной полиции, за высоким дубовым забором под охраной пулеметчиков СС.

Гестапо Линца и Зальцбурга страшилось входить с такого рода предложением: в ярости Кальтенбруннер был неуправляем. Его реакцию нельзя было просчитать – в секретной службе знали, что на него работают в Альт-Аусзее люди, отобранные лично им. Потому-то так и тянулось все это дело и никаких движений не предпринималось…

А между тем в Альт-Аусзее, в штате Кальтенбруннера, действительно работал офицер СД, завербованный американской секретной службой в декабре сорок четвертого…

Начальник советской разведки дважды перечитал шифровку полковника Исаева, известного как «Штирлиц» лишь одному его помощнику, с которым он начинал работу в ГПУ еще с Берзинем и Пузицким; раздраженно отодвинул от себя красную папку, в которой ему принесли сообщение, и, сняв трубку кремлевского телефона, спросил:

– Что там мудрит Девятый?

– Он не умеет мудрить, он просто сообщает все, что собрал.

– Товарищ Сталин требует точных данных, а что мне ему докладывать? Мне сдается, вы не очень-то понимаете, как может кончиться игра Девятого. А сейчас нужны точные данные.

С этим он и поехал в Кремль.

– Ну и что вы хотите мне всем этим доказать? – медленно спросил Сталин. – Я не до конца понимаю, что передает этот ваш человек? Либо он наталкивает нас на то, чтобы мы предприняли новый, еще более жесткий демарш против Рузвельта, либо намекает на необходимость нашего контакта с гитлеровскими бандитами. Нельзя ли предложить вашему человеку прибыть в Москву…

– Переход линии фронта сейчас невозможен.

Вернувшись к себе, начальник разведки хотел было составить телеграмму, смысл которой сводился к тому, чтобы Исаев постарался вернуться домой, но, ознакомившись с его последней информацией из Берлина, принял решение прямо противоположное изначальному: аппарат умеет корригировать данности надежнее всех параграфов и указаний.

– Видимо, – сказал начальник разведки своему помощнику, – дни Исаева сочтены, но он понимал, на что шел, согласившись вернуться в Берлин. Продолжим игру – как это ни жестоко. Поскольку кто-то постоянно пугает нас, позволяя нам через Исаева узнавать о факте сепаратных переговоров с союзниками, – мы испугаемся. Мы очень испугаемся… Пусть службы тщательно продумают тексты предстоящих шифровок, которые мы станем отправлять в Берлин. Если Исаев поймет наш ход, он ответит так, как уже однажды было. Я имею в виду его смелый пассаж о переводе денег на его счета… Однако, – он медленно закурил, тяжело затянулся, – лучше, чтобы он не понял… Да, именно так, генерал… За всем этим делом, которое разыгрывается в Берне, Стокгольме и Любеке, стоят жизни миллионов…

– Готовить спецсообщение для товарища Сталина?

Начальник разведки поднялся из-за стола, походил по кабинету, усмехнулся чему-то, одному ему понятному, и наконец ответил:

– Семь бед, один ответ…

– Пока подождем? – спросил помощник.

– Наоборот, сделайте это по возможности быстро.

– Ну и что это нам даст? – спросил Сталин, прочитав страничку, подготовленную начальником разведки. – Ничего это нам не даст, а противнику – если вами играют, а не вы ими играете – даст многое. Черчилль вполне может раздуть дело о нашей неверности, о том, что мы, а не они, вступаем в переговоры с Берлином… Нет, я думаю, это ненужная затея… Сообщите вашему полковнику, чтобы он возвращался на Родину, тут мы его и послушаем.

– Если в Берлине получат такую телеграмму и он решится бежать, он погибнет.

– Почему? – Сталин пожал плечами. – Жуков стоит в ста двадцати километрах от Берлина, вполне можно уйти.

– Гестапо, видимо, читает наши телеграммы. А в своих телеграммах наш человек начал свою игру, не дожидаясь приказания… Он в положении чрезвычайном… Гестапо, видимо, хочет использовать его как канал дезинформации… А может, и самой достоверной информации…

– Я не умею понимать двузначные ответы, – глухо сказал Сталин и тяжело закашлялся. – Или дезинформация, игра, хитрость, или безусловно достоверная информация. Этот ваш полковник сможет дать определенный ответ: играют нацисты либо дают достоверную информацию? Или – или?

Начальник разведки сразу же понял, что именно этот раздраженный вопрос Сталина позволяет ему добиться того, в чем Верховный главнокомандующий был готов – это совершенно очевидно – отказать ему. Поэтому он ответил сразу же:

– Я убежден, что такого рода ответ будет от него получен.

– И вы готовы поручиться перед Государственным Комитетом Обороны, что это будет абсолютно точный ответ?

Начальник разведки на какое-то мгновение споткнулся, понимая, какую он берет на себя ответственность, но, будучи профессионалом, одним из немногих, кто остался в живых с времен Дзержинского, он понимал, какие огромные возможности на будущее даст ему игра , начатая гестапо и разгаданная – в самом начале – советской разведкой. Поэтому он ответил, внимательно посмотрев в глаза Сталину: