Юлиан Семенов - Семнадцать мгновений весны (сборник)

Хётль задумчиво спросил:

– А что будет со мною? Если вы всех просчитали далеко вперед – в том числе и меня, – то, значит, могут просчитать и другие? Я готов сделать то, что в моих силах, но я хочу получить гарантию… Я должен выжить… Я готов на все, штандартенфюрер, у меня прекрасная семья, я пошел в СС ради семьи, будь проклят тот день и час…

– Вы мне тоже выгодны в качестве живой субстанции, Хётль, наши интересы смыкаются… У меня есть идея… Точнее говоря, она возникла после того, как вы сказали мне про ваши контакты с американской разведкой здесь, под Зальцбургом… Видимо, надо будет вам договориться с вашими контактами, чтобы они вышли на связь со Швейцарией… Вы работаете на швейцарский центр, нет?

– Да.

– На Даллеса?

– Я виделся с высоким черным мужчиной…

– Лет тридцати пяти, надменен, коммунистов ругает не меньше, чем национал-социалистов, нет?

– Так.

– Это Геверниц, – убежденно сказал Штирлиц, – заместитель Даллеса, натурализовавшийся немец. Сильный парень, толк в деле знает… Так вот, пусть те, кто оперирует здесь, вокруг Альт-Аусзее, выйдут в эфир с длинной радиограммой – ее немедленно запеленгуют, а вы в это время будете сидеть за столом вместе с Ойгеном и Вилли – полное алиби. Я стану работать с документами, для вас лучше, если отчет о случившемся напишет Ойген… Очень, кстати, страшный человек, старайтесь наладить с ним добрые отношения… Сможете организовать такой радиосеанс?

– Смогу.

– А запросить Швейцарию, отчего я не получаю ответа, сможете?

– Это самое легкое задание, – усмехнулся Хётль.

– Но оно повлечет за собою – в случае если мы не получим ответа, который меня устроит, – более сложное.

– Какое? – вновь насторожился Хётль, даже голову втянул в плечи.

– Вы мне устроите встречу с американцами.

– Здесь работают не американцы, но австрийцы… И встречу я вам не стану устраивать…

– Так уж безоговорочно?

– Да.

– Боитесь, что прихлопну всех скопом?

– Да.

– Но ведь если бы я этого хотел, то попросил бы Ойгена и его команду заняться вами, и тогда вы устроите такую встречу через час, самое большее.

– Какая вам от этого выгода? – остановившись, спросил Хётль.

– Ну как вам сказать? – Штирлиц усмехнулся. – Получу Крест с дубовыми листьями, благодарность в приказе.

«Сейчас он станет меня убеждать, что выгоднее сотрудничать с американцами, – подумал Штирлиц. – Он лишен чувства юмора».

– Если бы Рыцарский крест вам вручили в сорок третьем, тогда одно дело, – сказал Хётль. – Какой в нем сейчас прок? Он вам, наоборот, помешает, вы знаете, Сталин навязал американцам драконовский закон о наказании офицеров СС…

– Да?! Черт, вы правы! – Штирлиц снова запрокинул голову; небо стало еще более темным, такое оно было тяжелое, высокое. – Сколько времени мы гуляем?

– Вы верно спросили, – ответил Хётль. – За нами пошел ваш Курт.

– Значит, минут тридцать… Проверка… Теперь вот что… Подумайте, кто из здешних осведомителей гестапо оставлен для работы в подполье? Кто возглавляет местный «Вервольф»?

– Это тайна за семью печатями, «Вервольфом» занимается НСДАП, гауляйтер Айгрубер…

– Он – больной человек?

– Здоровый.

– Я имею в виду психическое состояние… Плачет во время выступлений? Срывается голос, когда возглашает здравицу в честь фюрера? Действительно убежден в победе?

– В таком случае, болен… Только можно ли фанатизм называть болезнью?

– Или болезнь, или холодный и расчетливый карьеризм, который всегда граничит с предательством.

– Тогда, скорее, первое. Айгрубер болен…

– Болен так болен… Я не зря спросил вас про осведомителей, оставленных для работы в рядах «Вервольфа», Хётль. Мы проведем комбинацию; я стану с вами беседовать в присутствии Ойгена – после того как вы устроите радиосеанс. Беседовать буду обо всем и о том, кого можно подозревать в измене среди здешних жителей… Спрошу, кто особенно хорошо знает местность… Кто может тайно пройти в район замка и наладить связь со Швейцарией отсюда, чтобы бросить тень на вашу контору… Понимаете?

– Понимаю… Я постараюсь…

– Вам ведь зачтется, если вы упрячете – руками гестапо, которое вы, оказывается, давно ненавидите, – пару вервольфовских мерзавцев в камеру.

Курт окликнул Штирлица:

– Штандартенфюрер, срочная телеграмма от шефа!

– Что там случилось? – спросил Штирлиц, останавливаясь.

– С грифом – «лично», – ответил Курт. – Мы не читали.

Штирлиц посмотрел на Хётля, усмехнувшись:

– Они не читали. Они из клуба лондонских аристократов, нет? Пошли, продолжим разговор позже. Я жду вас через пару часов обратно… Где, кстати, ваша семья?

– В Линце, – ответил Хётль, не сводя испуганных глаз с лица Курта.

– Это правда? – Штирлиц нахмурился.

– А где ж ей еще быть?

Штирлиц спросил:

– Курт, где семьи всех сотрудников здешнего центра?

– Все живут дома, – ответил Курт, расшифровав, таким образом, то, что расшифровывать было никак нельзя – интерес Мюллера к сотрудникам Кальтенбруннера.

– Дома так дома. – Штирлиц вздохнул: – Кофе хочу… Горячего кофе. Ойген все-таки храпит, не выучил его Скорцени спать тихо, пусть не обольщается…

– Да, – согласился Курт. – Я слышал, как вы ушли из спальни и сидели в столовой чуть не до утра…

Штирлиц повернулся к Хётлю, внимательно посмотрел ему в глаза; тот, видимо, все понял – действительно, следят, – и слабая улыбка тронула его губы.

– Я жду вас, Хётль, – сказал Штирлиц. – Нам еще работать и работать.

– Я скоро вернусь, хайль Гитлер!

Когда он отошел шагов на тридцать, Штирлиц окликнул его:

– Дружище, отдайте диктофон, я совсем забыл, что велел вам его потаскать…

Курт прищурился, покачал головой, но ничего не сказал.

«Сейчас начнется, – подумал Штирлиц. – Сейчас они возьмут меня в переплет. Что ж, чем хуже, тем лучше, потому что ясней!»

…В переплет его, однако, не взяли, потому что в шифровке Мюллера говорилось: «Лицо, которым интересовался тот, кто отправлял вас сюда, в курсе вашей работы».

– Ну и что станем делать? – спросил Штирлиц, подняв глаза на спутников; он был убежден, что они прочитали текст; проверку устроил примитивную; видимо, Курт брякнет , судя по тому, как он открылся в разговоре с Хётлем.

– Запросите указания, – засветился Вилли, а не Курт.

«Или они разыгрывают сценарий? – подумал Штирлиц. – Курт подставился в парке, при Хётле, Вилли – здесь… А какой смысл? Понятно, что я в кольце; ясно, что я – объект игры Мюллера. Но чего же он хочет добиться? Чего он может добиться? Время упущено, времени у него нет. Что же он плетет?»

– Но ведь вы сказали мне, – Штирлиц обернулся к Курту, – что никто не читал телеграмму группенфюрера Мюллера… Вилли позволяет себе своевольничать? Вскрывает и просматривает то, что адресовано лично мне?