Владимир Першанин - Сталинград. Десантники стоят насмерть

— Я же говорил, все мертвые, — бормотал Павел Шмаков, вытирая пилоткой закопченное потное лицо.

Дядя Захар выковырнул несколько кирпичей и освободил руку погибшей девушки. Платье задралось, обнажив полные ноги. Саня Тупиков и двое ребят глядели на мертвую девушку с испугом. Кушнарев нагнулся и поправил платье. Кажется, в отличие от других, он совсем не боялся мертвых.

— Пошли, нечего здесь делать, — сказал Шмаков.

Все двинулись дальше. Женя находился рядом со мной, рубашка на нем порвалась, он тяжело дышал и заметно хромал. Однако не отставал, помогал мне, торопил еле плетущихся ребят. Центр города остался за спиной, мы поднимались в гору мимо домов с закрытыми ставнями. Обычно их замыкали на ночь, сейчас они служили защитой от осколков. Ноги скользили по грязи. Откуда она взялась, ведь последний дождь прошел давно? Оказалось, бомба повредила водопровод, чугунную колонку перекосило, из-под нее била вода.

Жадно пили, смачивая рубашки и лица. Мы снова оказались возле знакомых казарм, сделав за несколько часов круг по гибнувшему городу. Саня Тупиков объяснил, что мы вышли к окраине и надо двигаться вверх по оврагу мимо Мамаева кургана. Затем он снова пытался уйти, показывая в сторону окутанной дымом Дар-горы.

— Разбомбили моих, чувствую. Надо похоронить.

Уйти Сане не дали, его удержали сами ребята. Когда брели мимо кургана, я прикинул, что группа сократилась человек на восемь. Уже в темноте сели под деревья, перекусили. Обсуждать ничего не хотелось, все были слишком подавлены увиденным. Саня ушел раньше всех спать и, кажется, опять плакал. Его не утешали, а Женька Кушнарев рассказал мне, что отец тоже погиб во время бомбежки.

— Что ж теперь, сопли пускать?

Тлевшая самокрутка, свернутая основательно, по-мужицки, совсем не вязалась с лицом вчерашнего школьного отличника. Парень с плоскостопием оказался на редкость крепким парнем, куда сильнее остальных.

Внизу горел Сталинград. Мерцающее огнями огромное пространство, над которым никак не могла опуститься ночь.

По разным оценкам, в воскресный день 23 августа 1942 года во время бомбежки в Сталинграде погибли 30–40 тысяч мирных жителей. Численность населения города составляла примерно 600 тысяч человек, включая эвакуированных. Для сравнения: в английском городе Ковентри, который приводится в западных исторических трудах как жертва чудовищной жестокости нацистов, погибли 14 ноября 1940 года в результате налета фашистских бомбардировщиков 570 человек. На западе жизнь славян никогда высоко не ценилась, зато они умели защищать своих граждан, и это очень неплохо.

Что произошло в моем родном городе? В тот жаркий воскресный день основная часть взрослого населения находилась на рабочих местах. Женщины, дети, старики оставались дома. Считаю, что главной причиной огромных жертв явилось обычное пренебрежение к людям. Когда ранним июньским утром 1941 года, еще до объявления войны, бомбили Киев, Севастополь, Житомир и другие города, власти пальцем не шевельнули, чтобы предупредить людей об опасности, хотя бы за час, ведь уже стало ясно, что война началась.

Сталину приписывают фразу, что солдат не будет защищать пустой город. Сомневаюсь. Авторитет вождя был очень высок. По одному его слову защищали не только брошенные города, но и множество безымянных рубежей, полей, высот. В Сталинграде имелось более ста предприятий, работавших для фронта. На заводе «Баррикады» делали орудия разных калибров, на тракторном заводе — танки, на судостроительном — морские и речные суда. Минометы, автоматы, IIIII ТТ производились тысячами штук. Количество военной продукции подсчитать просто невозможно. Например, крошечный столярный заводик в Бекетовке, на котором работал мой дружок Вася Шевченко, потоком выпускал корпуса противопехотных мин, приклады для винтовок, патронные ящики и гробы.

А река Волга? По ней шла нефть и бензин в промышленные предприятия центра страны из Баку и Астрахани. Танкеры двигались вверх по Волге мимо Сталинграда сплошной вереницей.

Может, стоило прервать производственный цикл ради спасения людей? Может быть. Но его не прерывали до последнего. Основная эвакуация из города началась лишь 25 августа. Любопытная деталь. Секретарь Сталинградского обкома партии, молодой энергичный Василий Чуянов, поторопился отправить в начале августа свою жену и сынишку Валерия в Заволжье, в кумысолечебницу, где разворачивался санаторий. Простенько и со вкусом. Там его семья не пропадет.

Позже, негодуя по поводу гибели детей и женщин в Сталинграде, он вздыхал, глядя в окно кабинета. Но душа его оставалась спокойна, своя-то семья, как и семьи высших чиновников области, находилась в безопасности. Обоснование любым своим поступкам найти легко. Сын Чуянова полутора лет на нервной почве стал заикаться. Тысячи других детей Сталинграда перестали 23 августа не только заикаться, но и дышать. Ведь основную массу людей, оставшихся дома, составляли старые да малые, ну, еще женщины. Кстати, основные промышленные центры, мощные заводы «Красный Октябрь», «Баррикады» и тракторный, бомбили лишь на следующий день. Так что немецкие летчики знали, кого они убивают.

Надо ли карабкаться до Кремля и ворошить кости Сталина? Наша местная верхушка приняла решение о персональной эвакуации задолго до страшной бомбежки. Передо мной лежит огромный список партийных и хозяйственных руководителей Сталинграда, позаботившихся о своих многочисленных семьях. Не буду перечислять их фамилии, хотя героев надо знать в лицо. Просто их имена ничего не скажут, а возглавлял повальный исход элитных семей первый секретарь обкома Чуянов.

Ну и, завершая описание того страшного дня, упомяну о том, как противостояли наши солдаты фашистскому налету. Дрались пилоты истребителей и зенитчики отважно. Советские генералы, руководившие обороной Сталинграда, приводили фантастические цифры вражеских потерь — 120 самолетов. Сами фрицы утверждали, что потеряли три-четыре машины. Трудно дождаться правды и от наших, и от немецких военных руководителей. Немцы не хотели портить мелочами картину уничтожения Сталинграда, а наши генералы прогибались перед Верховным Главнокомандующим Сталиным, а заодно перед историей, не желая признаваться в очередном раздолбайстве — войска оказались не готовы к отражению страшного налета.

Не слишком важно, сколько на самом деле немецких самолетов рухнуло вниз. Очевидны две вещи. Город, которому суждено сыграть огромную роль в Отечественной войне, разрушили и сожгли. Гитлер мог с гордостью потирать руки: «Крепко ударили!» И вторая вещь. Тысячи русских людей, став свидетелями страшной картины, ожесточились против врага до крайней степени. Называйте это как хотите, например, заряд ненависти.