Cергей Макаров - Полигон призрак

Вдруг открылась дверь, и в ординаторскую вошла молоденькая операционная медсестра Катя Агафонова.

— Что случилось, Катюша? — взглянув на встревоженное лицо медсестры, спросила Варя, хотя ответ уже знала.

— В операционную привезли какого-то легендарного партизана, вывезенного самолетом из белорусских лесов. У него прострелен правый бок. Но держится он бодро, несмотря на свои годы, даже шутить начинает, когда приходит в сознание.

— Отправляйся к нему, Катя. Я сейчас подойду.

Когда дверь закрылась, Варя устало вздохнула, поднялась, подошла к умывальнику, плеснула несколько раз на лицо холодной воды и вытерлась полотенцем. Предстояла очередная операция — уже пятая за сегодняшние сутки. «Так, соберись-ка, дорогая, нечего раскисать. Иди и хорошо сделай свою работу», — мысленно приказала она себе.

Выйдя из ординаторской, Варя пошла по коридору, заставленному кроватями с ранеными. В палатах уже давно не хватало мест. Летом бои шли особенно жестокие и кровопролитные.

Молоденький солдатик с перевязанной окровавленной головой кричал в бреду: «Стреляй! Скорее стреляй!» Пахло медикаментами и кровью. От этого запаха иногда начинало подташнивать. Но Варя давно привыкла к обстановке в военном госпитале. Сейчас ей было не до сентиментальности, нужно выполнять свою работу. Она повернула направо и вошла в просторную операционную. На операционном столе лежал полураздетый сухощавый старик, довольно высокого роста, крепкий. Густая седая борода придавала его загорелому лицу некую таинственность.

Катя и еще одна медсестра суетились возле больного. Варя склонилась над партизаном и осмотрела его рану. Ранение было серьезным, учитывая к тому же возраст партизана.

— Нужно срочно оперировать, — закончив осмотр, вынесла свой вердикт Варя.

— Инструменты уже подготовлены, Варвара Алексеевна, — сообщила Катя.

— Значит, сейчас приступим.

Варя выпрямилась, надевая резиновые перчатки. В этот момент партизан пришел в себя и открыл глаза. Женщина взглянула на него и удивилась: «Какие чистые, небесно-синие глаза, словно это и не глаза вовсе, а две частички неба».

— Дочка, надеюсь, что я уже в раю. Столько красивых девушек, — дед посмотрел по сторонам, — я никогда в своей жизни не видел. Как-то все больше на деревья приходилось смотреть, — попытался пошутить раненый.

— Старайтесь не говорить, — предупредила Варя, — вам нужно экономить силы.

— Петр Устинович Трофимов. В отряде меня зовут дед Трофим, — представился партизан.

— Варя, — кивнула головой хирург. — Очень приятно, Петр Устинович. Начинаем операцию, — бросила она своим ассистенткам.

Девушки заняли свои места, четко выполняя то, что от них требовалось.

— Вот так всегда: не успеешь познакомиться с красивыми девушками, а тебе от ворот — поворот, — снова пошутил партизан.

Оперируя легендарного партизана, Варя отметила крепость его закаленного тела. «А дедок-то что кремень, — отметила про себя Варя, извлекая осколок гранаты, — еще поживет».

На следующий день утром Катя сообщила Варе, что белорусский партизан, которого уже поместили в палату на освободившееся место, хочет видеть девушку-хирурга, которая спасла ему жизнь для того, чтобы он и дальше мог бить фрицев.

— Прямо так и сказал, — улыбнулась Катя.

— В какую палату его положили? — спросила Варя.

— В пятнадцатую, Варвара Алексеевна.

— Придется навестить нашего шутника и Дон Жуана, — рассмеялась Варя. — Надо же, после операции, а все равно шутит, да еще и с девушками знакомится. Интересный человек, — покачала женщина головой.

Пока очередного раненного готовили к операции, она зашла в пятнадцатую палату. Партизан лежал возле окна, накрытый белой простыней.

— Доброе утро, Петр Устинович, — подойдя к кровати, поприветствовала партизана Варя.

— А, моя спасительница, — небесно-синие глаза деда Трофима заискрились радостью. — Варей тебя величают, если я не запамятовал? — улыбнулся он.

— Нет, с памятью у вас все в полном порядке, — улыбнулась в ответ Варя и тут же озабоченно спросила: — Как чувствуете себя после операции, Петр Устинович? Что-нибудь беспокоит?

— Да что меня, старого лешего, может беспокоить, когда рядом со мной такие красавицы, что глаз не отвести? Да я чувствую себя как новорожденный.

Бойцы, лежавшие в палате, рассмеялись. «Во дает!» — сказал кто-то из них, и Варя смутилась, ее щеки покраснели.

— Вы прямо-таки не можете без шуток, — покачала головой Варя.

— А как без них жить, дочка? Я-то и фрицу, когда целюсь, выговариваю мысленно: «Ты на нашу землю больше никогда не возвратишься, поздравляю». И дырявлю фашистскую гадину. Вот жаль — ранили. Наверняка еще бы с десяток за это время подстрелил. Они награду объявили за мою голову. И я так возгордился, что стал их вообще подстреливать как куропаток, — рассмеялся дед, за ним рассмеялась и вся палата.

— Давайте, Петр Устинович, я вас осмотрю, — Варя присела на кровать рядом с партизаном, взяла его за правое запястье и, глядя на наручные часы, подсчитала пульс. — Голова не кружится? — спросила она.

— А чего ей кружиться? Я же не пьяный, — снова пошутил партизан.

— Все у вас будет хорошо, Петр Устинович. Думаю, что с таким превосходным настроением вы быстро поправитесь, — сообщила Варя, встав с кровати.

— Скорее бы. Я хоть сейчас вернулся бы в свой отряд. Тяжело им без снайпера, — вздохнул дед Трофим и тут же спросил: — Через сколько дней меня выпишут, дочка?

— Это самый популярный в госпитале вопрос, — уклончиво ответила Варя.

— Ну а если отбросить шутки в сторону? — сузив глаза, в упор посмотрел на Варю партизан.

— Трудно сказать. Учитывая ваш возраст, выздоровление может затянуться.

— Да у меня с каждым прожитым годом все только лучше заживает, как на собаке.

— Посмотрим. Возможно, дней через восемь-десять вам снимут швы.

— А ускорить этот процесс нельзя, дочка? — спросил дед Трофим.

— Да вы и так, Петр Устинович, ускоряете его своим прекрасным настроением. Поверьте, такой настрой — это лучшее лекарство. Ничего эффективнее медицина пока не придумала, да и вряд ли придумает. Нужно набраться терпения. Еще настреляетесь. Ну все, мне нужно идти, скоро начнутся операции. Выздоравливайте, Петр Устинович, — пожелала Варя партизану и уже собиралась уходить, как дед Трофим остановил ее.

— Погоди секунду, дочка, — сказал он. — Ты должна мне кое-что пообещать.

— И что я должна вам пообещать?

— Да, в общем, прошу я немного. Заходи к деду Трофиму хоть изредка, — в глазах легендарного партизана была видна грусть, его небесно-синие глаза потускнели.

— Непременно зайду, Петр Устинович, как же не зайти. К тому же я вас оперировала, поэтому кому, как не мне, следить за вашим выздоровлением. Обязательно зайду, не сомневайтесь.