Андрей Орлов - Штрафбат. Приказано уничтожить

– Ну, все, они напросились, сейчас получат, – процедил оскорбленный Ахнович, сделал резкий жест подбородком, словно избавляясь от удавки, и засеменил обратно на перепаханные минами позиции.

– Куда, боец? – спохватился Колыванцев.

– Да не дрейфьте, товарищ младший лейтенант, не убегу, – бросил через плечо штрафник.

– А и впрямь, куда он денется, – захохотал неунывающий Мошкин.

Ахнович перепрыгивал через вздыбленные пласты земли, карабкался по мертвым, установил на бруствер пулемет покойного Лихачева, который, всем смертям назло, оказался целым и невредимым. Какое-то время он возился с пулеметной лентой, гнездился на амбразуре, отыскивая упоры для локтей. «А ведь у этой штуки неплохая поражающая способность, – сообразил Зорин. – И семьсот метров не расстояние».

Солдаты с нарастающим любопытством следили за происходящим. Ахнович как-то хвастался, что пулемет для него – излюбленное оружие, и даже Лихачеву в этом деле он даст десять очков вперед. Он долго целился, выискивая подходящую мишень, тер глаза, снова припадал к прицелу. А немцы на опушке не ждали каверзы, занимались своими делами… Длинная очередь разорвала хрупкую тишину. Ахнович давил на гашетку, отпускал, снова давил. Лента на 250 патронов двигалась неторопливо, рывками. Стрелял он не по людям, мишень была другой. Солдаты на опушке присели, когда над головами засвистели пули. Кто-то залег, другие бросились в лес, но далеко не ушли. Целью Ахновича были ящики с минами, лежащие аккуратными рядами позади шеренги минометов. Немцам в голову не приходило, что они могут стать мишенью. От попадания крупнокалиберной пули сдетонировала одна из мин с уже вставленным взрывателем.

Рвануло так, что заложило уши даже у сгрудившихся на мосту солдат. Гремел «праздничный» фейерверк – мины взрывались одна за другой, с перерывом в какие-то доли секунды. Шквал огня и ужасающий грохот накрыли пространство. Валились кусты, деревья, земля вставала на дыбы. Вряд ли кто-то выжил в радиусе пятидесяти метров от этого ада. Мины взрывались не меньше минуты, а потом все стихло, только пыль висела над опушкой, долгое время не желая оседать на землю.

Штрафники потрясенно молчали. Приподнялся Ахнович, приветливо махнул рукой.

– Эй, аники-воины, учитесь, пока я жив! Милости просим, можете возвращаться, вашей безопасности уже ничто не угрожает!

– Ахнович, ну ты силен… – разлепив губы, пробормотал Терещенко.

Выжившие возвращались на позиции, оттаскивали мертвые тела, выискивали оружие. Кто-то снова брался за лопату, кто-то волочил мешок, из которого тонкими струйками высыпался песок. В строю осталось восемнадцать человек – что в данной ситуации, учитывая минометный обстрел, было достижением. Впрочем, скоро объявился девятнадцатый. Колыхнулась трава, и из бурьяна вылупилась возбужденная физиономия рядового Полтавченко – «сигналиста» на далеком холме.

– Эй, мужики, не стреляйте, я свой!

– Ладно уж, свой, заходи, – снисходительно разрешили солдаты. – Так и быть, не будем стрелять. Мужики, вы посмотрите на него! Мы тут кровь ведрами проливаем, а этот бездельник целехонек, отдыхал там на природе, в ус не дул! А ну, темную ему!

– Лучше штрафную! – хохотал другой.

– Так сами же меня отправили! – возмущался боец. – Я вам что, напрашивался?

– Ладно, Полтавченко, не бойся, мы уже добрые.

– Боец, какого хрена?! – всполошился Колыванцев. – Почему оставил пост? А ну, бегом обратно!

– Так это самое, товарищ младший лейтенант, – замялся штрафник. – Я же не просто так к вам явился! Нет там никого в лесу, ушли фрицы.

– Как это – ушли? – опешил офицер.

– Ну, не знаю, – пожал плечами Полтавченко, – собрались и ушли. А чего мне там одному куковать? Разрешите, я с вами, товарищ младший лейтенант? А то неуютно там – вам тут костыляют, а я там словно на курорте отлеживаюсь.

Наблюдатель на холме так и остался для немцев невидимкой. А ему с толково выбранной позиции было многое видно. Он видел, как накапливались на опушке несколько взводов, и сильно озадачился: неужели их специально учат ползать? После боя вернулись немногие – большей частью раненые, растерянные, и на вторичную атаку наскрести «немного пехоты» немцы уже не могли. Пехотинцы рассредоточились на опушке, раненых увезли в тыл на бронетранспортере. Гранатометы подвезли на грузовом «Мерседесе» – выгрузили вместе с боеприпасами. Показательно стреляли – с шуточками, с огоньком. Поначалу не обратили внимания на пулеметчика – далеко, не попадет. Но когда рвануло…

У Полтавченко глаза горели, когда он об этом рассказывал. Оказалось, все там разнесло к чертовой матери, включая грузовик. Немцы, если кто и выжил, то ушли. После случившегося он осмелился нарушить приказ, покинул пост, дополз до опушки и все там осмотрел. Только трупы, никого живого. Какого черта сидеть? Нет, он, конечно, может перекурить, языком почесать с товарищами по оружию, да в обратную дорогу, это уж как решит командир.

На западе с этой минуты воцарилась тишина. Зато на востоке разгоралась канонада, безостановочно ухали пушки, били крупнокалиберные пулеметы.

– Колонна мотоциклистов с юго-западного направления! – возвестил глазастый Кладбищев, – эх, ё-мое…

– Оппаньки, – вздохнул Мошкин, – снова не дают спокойно поспать.

– По местам! – крикнул Колыванцев. – Пулеметы развернуть на мост! Рассредоточиться!

– Хоть какое-то разнообразие, – бормотал Мошкин, – теперь на восточном направлении повоюем. Мы как стахановцы-многостаночники, блин, везде успеваем.

Солдаты разбегались, втискивались в щели. Пулеметные расчеты у западного въезда на мост укрылись за мешками с песком, приготовились отразить атаку.

– Что-то мало их, – пробормотал Бойчук. – Три мотоцикла, и движутся не с того направления, откуда мы фрицев ждем.

– Братва, да это же наши! – радостно завопил кто-то из солдат, и люди оживились, загалдели. Колонна мотоциклистов пылила по проселочной дороге, приближаясь к мосту. Уже различалась запыленная советская форма, фуражки рядовых, плащ-палатки – такое обмундирование выдают солдатам войск НКВД по охране тыла действующей армии. По трое на каждом мотоцикле – один позади водителя и еще один в люльке – с пулеметом. На первом «Урале» за белобрысым пареньком восседал офицер в капитанской форме и призывно махал рукой. Машины остановились, не доехав до моста. Рядовой в люльке развернул станковый пулемет Горюнова в направлении далекого леса, откуда доносились звуки боя, с тревогой всматривался вдаль.