Андрей Орлов - Штрафбат. Приказано уничтожить

– А чего эти двое в кровати делали?

– Сношались, как кролики, – пояснил Зорин.

– Да ладно! – Мишка растерялся. – А кайф-то от этого какой? И, вообще… как это?

– Потом объясним, а лучше не будем, чтобы не ломать твои представления об отношениях полов. – Зорин подлетел к двери, прислушался. – Возвращаемся на лестницу.

Они шарахались от голосов – те звучали за стенкой, за поворотом, из открытой двери… Спуск на следующий уровень, изогнутый коридор. Теперь навстречу двигалась целая компания, перебрасываясь фразами, состоящими сплошь из заумных терминов – в такой лингвистике Зорин был не силен. Сделал знак остальным, шмыгнул в приоткрытую дверь.

Полумрак, специфические запахи медицинских препаратов, белоснежный кафель на стенах и на полу, кушетки на колесах. На одной из кушеток лежало тело, укрытое белоснежной простыней. «Не туда зашли», – сообразил Зорин, но любопытство тащило дальше. В этом отделении было глухо, как в танке. Посторонние звуки сюда не долетали. Ступая на цыпочках, он вышел в полутемный зал, уставленный аппаратурой непонятного назначения. Прерывисто гудел какой-то прибор. Задернутая шторка, за ней – яркое местное освещение. Как на ширме в кукольном театре – на шторке колебались человеческие тени. Они склонились над чем-то, колдовали, разговаривали вполголоса. Зорин обернулся к своим, приложил палец к губам.

– Хельга, дорогая, вы неправильно сделали разрез, – сочным бархатистым голосом урчал мужчина, – ведь это вам не местное иссечение, ну что вы, право слово! И как прикажете все это извлекать?

– Прошу прощения, доктор, но я всё делала точно по инструкции, – обиженно отзывалась женщина. – Я работаю в данной области уже четвертый год и точно знаю, как должна выполнять свою работу. Вы посмотрите лучше, что нам подсунули! Это разве человеческая печень? Она похожа на протухший студень, неудивительно, что возникают трудности с ее удалением. Это существо насквозь больное, но разве мы заказываем больных? Нам подсовывают черт знает что, это безобразие. Обратите внимание, его кастрировали не меньше года назад – если судить по этому шраму. Поздравляю, доктор, нам доставили уже однажды примененный материал. Ну что за люди?

– Вы правы, милочка, прошу прощения за несправедливые нападки. Интересно, где его использовали? Впрочем, знаете, дорогая, мне это совсем неинтересно – я зол. Больше всего на свете ненавижу, когда шарлатаны от науки проводят эксперименты, лишенные всякого научного обоснования. Вы уверены, что он еще жив? Хм, действительно, определенные процессы в организме пока еще не завершились, хотя и стремительно замедляются. Простите, милочка, но работать с этим образцом у меня уже нет никакого желания. Селезенку и легкие можем отправить на дальнейшие исследования герру Шуману, но вот эту клейкую массу, от вида которой меня буквально воротит…

Зорин больше не мог это слушать. Шагнул за шторку… и снова чуть не стошнило. Над операционным столом склонились двое в белых халатах и марлевых повязках. Мужчина, лежащий на столе, напоминал египетскую мумию – совершенно белый, иссушенный. О том, что это еще не труп, свидетельствовала гибкая трубка от резиновой маски, сползающая на пол и убегающая к гудящему прибору. Грудная клетка подопытного была вскрыта, кости грудины перепилены. В стеклянных емкостях рядом со столом в желтоватом растворе плавали человеческие органы. Руки изуверов в длинных, до плеч, перчатках были по локоть в крови.

– Позвольте, кто вам разрешил сюда войти? – вскинул голову мужчина. – Выйдите немедленно, вам нельзя здесь находиться!

Руки чесались – треснуть лбами этих нелюдей, а потом отправить к праотцам.

– Снимайте маски, – процедил Зорин.

Мужчина с женщиной переглянулись, внимательно всмотрелись ему в глаза.

– Позвольте, у вас незнакомое лицо, я знаю весь штат, у меня прекрасная память на ли…

– Снимайте маски, – повторил Зорин.

Кажется, они сообразили – немецкий язык у Зорина был далек от совершенства. Стащили марлевые повязки, исподлобья уставились на «посетителя», на мрачных товарищей у него за спиной – помимо формы, в них не было, хоть тресни, ничего немецкого. Хирург, божий одуванчик – давно перешагнул за семьдесят, сморщенный, но глаза были внимательными, а голос – сильным, убедительным и отнюдь не старческим. Его ассистентке было на вид лет пятьдесят. Моложавая, с плоской грудью, суровым лицом. Из-под шапочки выбивались ломкие невьющиеся волосы. Глаза сверлящие и такие догадливые…

– Я доктор Шпигель, – мрачно вымолвил мужчина, – и это моя лаборатория. Немедленно покиньте помещение! Сюда позволено заходить только в стерильной одежде.

– Доктор Шпигель? – усмехнулся Алексей. – Еще один автор выдающихся достижений? А вы, фрау? – Он повернулся к каменеющей женщине. – Подающий надежды научный сотрудник?

– Леха… – прохрипел Вершинин, – кончай этих гадов и мотаем отсюда… Не могу уже… – его голос как-то подозрительно побулькивал. – Узнаю о жизни столько нового, не хочу больше узнавать… Кончай их, Леха.

Его русский был настолько выразителен… Женщина метнулась в сторону. Неизвестно, что там у нее было – оружие или кнопка для вызова охраны, – но она не успела. Гоберник бросился наперерез, повалил на пол, выбил дух точным попаданием в челюсть, бил по лицу остервенело, превращая его в месиво крови и хрящей – плевать, что она женщина, она не женщина, она чудовище… Доктор Шпигель глубоко вздохнул, закрыл глаза… а открыл уже, видимо, на том свете – позаимствованный хирургический скальпель врезался под сонную артерию. Зорин растерянно уставился на несчастного, лежащего на операционном столе. Не жилец. Половина жизненно важных органов этого парня – уже в банках…

На призывный стук отворилось жестяное оконце, образовалась вопрошающая мина.

– Чего еще?

– Доктору Шпигелю требуется свежий материал, – повернувшись вполоборота, чтобы стражник не видел лица, бросил Зорин.

– Опять? – удивился страж. – Вроде забрал одного сегодня.

– Требует еще. Качество первого категорически не устраивает.

– Заявку подписал?

– Да здесь, у меня…

Лязгнул засов, дверь поползла. Сил терпеть уже не было – Алексей поднажал плечом, шагнул – и проникающий под дых удар обеспечил немцу как минимум долгое несварение. Оставив товарищей разбираться, двинулся дальше. Встающий из-за стола обершутце плюхнулся обратно, оторопело посмотрел на вошедших – и тут же рухнул разбитой мордой в стол. В качестве «работы» Вершинина можно было не сомневаться. Зорин запер дверь на засов и закрыл оконце. Ключ от «темницы» висел на гвозде, рядом находился рубильник, которым Зорин не преминул воспользоваться. За решетчатой дверью вспыхнула тусклая лампочка, осветив уходящее вглубь пространство с сырыми бетонными стенами, одноярусные ряды железных кроватей, шевелящиеся тела под тонкими армейскими одеялами… Он испытывал страшную робость и неловкость, ковыряясь в замке. Едва ли эти люди сохранили человеческий облик… чем он может им помочь?