Олег Рябов - Четыре с лишним года. Военный дневник

И всё-таки до Дуза мы в этот день так и не доехали. На парковочной стоянке, где отдыхал наш караван из «тойот», стояли ещё несколько туристических автобусов и авто. Водитель Гасан стоял с несколькими местными жителями тут же, что-то горячо обсуждая. Изредка они весело улыбались и громко хихикали. В ожидании, пока соберётся вся группа, я подошёл к нашему групповоду

– Что так обрадовало этих мужчин? Я не знал, что местные могут так веселиться.

– Им нравится название автомобиля, который они в первый раз видят.

– А что за название? Какой автомобиль?

– «Туарег», вон – видите, стоит?

– Ну и что тут смешного? «Фольксваген-Туарег». Я уже ездил на таком. У меня приятель хозяин автосалона, и он дал мне возможность провести тест-драйв на таком аппарате. Но проходимость у него неважная.

– Да, но не в этом дело. Туареги – это местное племя, хозяева пустыни, они занимаются разбоем, набегами и поборами.

– А я думал, что хозяева пустыни – берберы.

– Да, это так. Но туареги – одно из племён берберов, а может, даже каста. Это – пираты Сахары.

– Что, до сих пор?

– Вы знаете, тему туарегов мы не обсуждаем с туристами. Ведь берберы очень миролюбивый народ, с тысячелетними традициями и культурой. О них разбились римские легионы, войска Наполеона и современные колонизаторы с их меркантилизмом.

– А как бы посмотреть на этих берберов?

– А чего на них смотреть? Вон они торгуют сушеными скорпионами, верблюжьими подстилками и выделанными овечьими шкурами.

– Но я не это имел в виду. Хотелось бы посмотреть, как они живут.

– Пожалуйста. Сегодня на вечер запланирована прогулка на верблюдах, выбирайте – мы вместо верблюдов можем съездить в посёлок берберов. Это километров тридцать.

Желающих поехать в посёлок берберов оказалось немного: я и две молодые англичанки. Мы заплатили нашему гиду, который оказался полиглотом, по пятьдесят долларов, и тот отправился договариваться с водителем джипа. Меня порадовало, что через несколько минут я сидел рядом с моим Гансом: от него веяло бодростью, уверенностью и теплом.

Дорога шла плавным широким серпантином куда-то вверх, иногда совсем пропадая, иногда превращаясь во вполне конкретную колею.

– Атласские горы, – наш гид показал рукою на горизонт, – мы туда не поедем. Присмотритесь, видите на склоне чёрные дырки? Это пещеры, в них живут троглодиты.

– А берберы, это тоже троглодиты?

– Конечно, раз они живут в пещерах. Только мы едем к тем, что живут под землёй. А вон, смотрите: на горизонте пять верблюдов. Это – дикие верблюды.

На фоне неба силуэты больших животных выглядели эффектно.

– А я думал, что диких верблюдов уже не бывает.

– Нет, здесь встречаются большие стада диких верблюдов.

Наш джип снова сполз куда-то в песок и по большой дуге потащился среди барханов. Гид утомлял нас рассказами о матриархате, который испокон веков признают за основу берберы, что, несмотря на ислам, многожёнства у них нет, и как свободны их женщины, как совет семьи или племени решает – кто отец ребенка. Когда мне не хватало моего английского, он переходил на русский, и англичанки молчали, делая вид, что всё понимают.

Остановились мы неожиданно и, когда вылезли из машины, поняли, что под ногами не песок, а довольно плотная почва.

– Песчаник, – пояснил гид.

В течение всего рассказа пытался вспомнить, как его звали, нашего гида. Не помню. Пусть будет – Жак.

Мои спутницы англичанки всю дорогу молчали, не проронили ни слова. Это были довольно интересные молодые женщины, и если вначале я и хотел с ними пококетничать, то теперь уже понял, что это за типаж: холодность, граничащая с безразличием, и высокомерие. Вспомнилась чеховская «дочь Альбиона», которая удочкой ловила рыбу. Теперь Жак говорил только по-русски, и мы с ним шли впереди, а англичанки, слипшись, шествовали за нами – только что за руки не держались.

По широкому пологому жёлобу мы сначала куда-то спускались, потом начался подъём, и вдруг оказались перед небольшим проёмом, входом в пещеру, занавешенным плотной тряпкой со специфическим местным рисунком. Нас встречала хозяйка: открытое, умное, но не улыбчивое лицо, местная национальная одежда, к которой мы уже привыкли и ни «здравствуй», ни знакомства, ни рукопожатий. Она по-деловому перекинулась парой слов с Жаком и откинула полог.

Мы перешагнули через порог, широкий и высокий, вырубленный из песчаника; в пороге была прорублена дыра, заткнутая свёрнутой в рулон овчиной.

– Это от змей и скорпионов, – пояснил Жак. – Когда идёт дождь, из этой дыры вытекает вода, а чтобы живность в дом не заползла, её закрывают.

Мы оказались в зале этого необычного жилища, как на дне стакана: над нами сияло бирюзовое африканское небо. На полу стояли несколько кожаных потёртых топчанов и шатких стульев, на неказистом столике был приготовлен местный чай – видимо, Жак заранее по мобильнику связался с хозяйкой и нас ждали. И я, и англичанки с отвращением выпили напиток и оставили небольшие денежки. Жак подробно стал объяснять устройство жилища.

В стенах этого большого зала-стакана было проделано довольно большое количество отверстий: это были входы в маленькие пещеры-комнатки. Они служили и спальнями, и кладовками. Я заглянул в одну такую пещерку: там на корточках сидел молодой мужчина и смотрел футбол по телевизору. Заметив меня, он обернулся, буркнул «бонжур» и снова уставился в экран.

Довольно быстро закончилась наша экскурсия, и не было в ней ничего замечательного. Мы снова стояли у нашего «лендкрузера», я курил, англичанки молчали, Жак с Гансом о чём-то спорили. И тут произошло непонятное: из-под земли, «из норы» выбежал тот молодой мужчина, который со мной поздоровался, он забрался на ближайший самый высокий холм, выхватил полосатую тряпку и стал орать.

Он радостно плясал, подпрыгивал, а я заметил, что метрах в ста от нас пляшет и подпрыгивает, и орёт ещё один, похожий на нашего, мужчина. А дальше я увидел – ещё, и ещё. Я подумал, что это религиозный обряд – проводы солнца на ночной покой. Потому что это действительно очень красиво и описать трудно: заход солнца в Сахаре. Это надо видеть: как меняется цвет неба, цвет пустыни, как бегают оранжевые и малиновые тени между барханов.

– Что произошло? Кого они зовут? – спросил я Жака.

– Они никого не зовут. Они радуются, что Зидан забил гол.

– Какой Зидан? При чём тут Зидан?

– Футболист Зидан. Зинедин Зидан. Зидан – бербер. Хотя он родился в Марселе, его родители отсюда. И все местные называют Зидана своим братом, или дядей, или племянником.