Олег Рябов - Четыре с лишним года. Военный дневник

У нас два лейтенанта ходили под Холмом за трофеями, за оружием, один дополз до убитого нашего пехотного лейтенанта и принёс с гордостью его пистолет, а другой так и остался там, и лишь через 15 дней принесли его документы. Эти ребята ходили за ощущениями. Я кроме танков уже видел всё и многое прочувствовал, но писать об этом как-то нехорошо.

Сегодня ровно семь месяцев, как я в армии!

14.04.42

Был в тылу! Два дня! Сегодня опять на войне, где меня поджидали пять писем.

Я приехал сейчас из таких мест, где живут, то есть смотрят кино, слушают патефоны, даже танцуют. Миколка, кажется, служит также. И вот что интересно: я шел мимо дома, на крылечке которого сидело шесть девушек, да, шесть чистеньких девушек, каких я не видел полгода. Они были все в военном – связистки, пригласили меня посидеть с ними и рассказать про войну. А поглядели бы вы на меня! Сапоги грязные, рваные, гимнастёрка и брюки тоже забрызганы грязью, сам худой и чёрный от солнца. Я был очень доволен, хотя и сказал: «Да разве с такими знакомятся»?! Они в чистеньком обмундировании, кругом блестящее начальство (это штаб армии), а я?

Девушки забросали меня вопросами, и, знаете, я не смог им рассказать о войне. В письмах кое-что ещё пишу, а вот тут смог сказать только то, что всё кругом здорово трясётся и иногда бывает страшновато.

Сущинский мне немного завидует, что мои письма пышут бодростью, которой у него не хватает. Он удивляется, что я нахожу что-то интересное; он считает, что я видел войну, но не понял её, не прочувствовал, а он, Сущинский, не видел её, но понял и прочувствовал. Мама пишет, что из писем видно, будто я здорово устал. Может быть, они оба правы, но ведь глупо писать о внутренних переживаниях, да вроде и некому, но я устал не от войны, а от служебной обстановки – с меня, по законам войны, требуют невыполнимого, а именно безотказной работы раций, которые сделаны в 34-м году. Я сказал, что я из полка уйду. Правда, мне говорят, что легче на небо улететь, чем уйти из полка. Посмотрим!

Сущинский, как и Тася, твердит, что пора войну кончать, а я мечтаю хотя бы к следующей осени (через год) на недельку заглянуть домой. Здорово было бы!

Игорь Пузырёв был, оказывается, дома; замечательно. Сегодня получил письмо от Ирины – она всё где-то в деревне, ей понравились мои письма и захотелось на фронт. Жалеет, что нет специальности. Но ведь писать можно по-всякому, и это зависит от настроения, а верить написанному полностью нельзя. Сейчас только пришла в голову мысль – Тасеньке пора бы замуж выйти, это для меня была бы самая большая радость. Вот было б здорово! После войны я взял бы Таську с мужем и Лёлю с Галинкой и повёз бы смотреть Алма-Ату и озеро Иссык-Куль (что в горах у самой границы Китая). Деньги будут. А не выйдешь замуж, Таська, уеду с какими-нибудь бродягами и всё прокучу.

Мама, выдай Таську замуж, а то срам какой – даже внучат не будет!

15.04.42

Таська! А помнишь ли ты, как делают слоеные пироги? Для этого, кажется, нужен холод, чтобы морозить тесто. Было время, когда мы ели такие пироги: хорошие – с мясом и не очень плохие – с вареньем. Только это бывает зимой, а сейчас весна. И поросят заливных ели, помнишь? Но это было давно. Я уверен, что слоёные пироги нам еще мама сделает. Смешно, Тасенька, – не будет мамы, и ты этого не повторишь.

Я тебе обещаю, что мы посмотрим и солнечную Алма-Ату и поедим узбекских дынь (это вещь особенная, которой в России нет!).

Война – это миг, небольшой этап в жизни. Конечно, она (жизнь) может закончиться и на этом этапе. Она может кончиться даже сейчас, если один из снарядов, которые летают повсюду, завернёт сюда.

По-немецки рассуждая, жизнь без войны однобока. Тася, а ты достань и посмотри еще раз «Разбойников» Шиллера, что там Карл Моор говорил насчёт воинов, таких как он. У них это получилось. Ты прочти всё – здорово и занятно!

В письмах не положено философствовать. Ну, сейчас мы отдыхаем, хорошо бы до мая не воевать, а там с новыми (!) силами – в жаркое дело.

Помните, в январе в «Правде» писали: «Красная стрела легла на юго-запад от Клина, слева леса и справа леса, слева в лесах немцы, справа в лесах их ещё больше. А стрела уходит всё дальше на запад». Так мы на кончике той стрелы. Ржев далеко-далеко сзади нас, а ведь в Ржеве немцы.

Сейчас весна. Я каждый день умываюсь, хорошо умываюсь, не смейтесь. Опять на мне чистая гимнастёрка, только ватные штаны все в лохмотьях – ещё не сменил.

Помню, я в Алма-Ате ходил в порядочном виде, в фуражечке, подтянутый, затем опустился шибко – это в декабре, восточнее Тулы, на Западном фронте. У вас фотокарточка должна быть.

В Москве я немного привёл себя в порядок и даже каждые два дня менял воротнички. А здесь зимой я был в таком виде: небритый, грязный, ватные брюки, не снимавшиеся всю зиму, расползлись. И только весна заставила всех принарядиться. Вроде ничего не изменилось – и люди те же, и война всё так же жестока. У меня есть и шерстяная гимнастёрка, и брюки, только всё это где-то в мешке. Если годика через полтора попаду домой, то надену их и воротничок пришью. А вообще, я теперь порядок люблю. Ежели я попаду домой, то разберусь в сарае, в чулане, на балконе. Один всё сделаю. Вы улыбаетесь; подчёркиваю – мне так кажется! Кругом все такие неаккуратные – мне приходится замечания делать и за чистотой следить.

Ну, всего хорошего. Всем большой первомайский привет. Хотелось бы, чтоб письмо к 1 мая пришло. Но почта уже уехала куда-то в тыл, полк почти весь ушёл, и мы одни здесь под вечным, несмолкающим рёвом моторов и гулом пушек. Вчера Лукинов приехал с нового места, куда отводят дивизию, из тыла. Говорил, что за два дня душа отдохнула от вечного напряжения, там даже якобы пушек не слышно, а здесь сейчас всё трясется.

Мама, работать бросай и заводи поросят: им цены не будет!

26.04.42

Таська, ура! Небольшой антракт. Ох, до чего приятно, как легко на душе. Вот и пройдены все этапы. Последний – это тыл, капитальный ремонт.

Тася, теперь я имею полное моральное право сказать, что воевал и буду воевать. Для этого не обязательно стрелять из винтовки, всё-таки сейчас война техники. А почему я так написал – потому, что увидел, что здесь, в 15 километрах от переднего края и дальше к вам, находятся 50 процентов всех «воюющих». Тут всякие армейские штабы, армейские госпитали, армейские мастерские, медсанбаты, автобаты, автосанроты, всевозможные склады и т. д. А ещё подальше повторяются все эти организации фронтового назначения. Людей – как селёдок в бочке. Я им нисколько не завидую, ведь неизвестно, что значит хорошо жить. Поп у Некрасова говорил: «В чём счастье, по-вашему? Покой, богатство, честь!» Он всё это имел и был несчастлив. А солдат вечно полуголодный, но оставшийся в живых, был счастлив. Так всех этих людей я могу сравнить с попом, а себя с солдатом.