Руслан Сахарчук - Месть смертника. Штрафбат

На девушку это не произвело особого впечатления. Белоконю даже показалось, что он услышал вздох облегчения, чего не могло быть, поскольку вокруг стоял невообразимый шум захлебывавшейся кровью атаки.

Вдруг Белоконь понял, что видит перед собой Риту. Это была она – его Рита, именно такая, какой он впервые увидел ее в полевом госпитале – с усталым и безучастным, безразличным ко всему обреченным лицом из воска. Отгородившаяся от происходящего непреодолимой стеной, спрятавшая душу в раковину… Рита, Рита, Рита!

Он кричал ей это, тряс ее за плечи, обнимал, отстранял от себя, вглядывался в лицо и снова прижимал к себе. Она не сопротивлялась. Рита смотрела на него пустыми глазами – вроде бы узнавая и не понимая, кто стоит перед ней, кто на нее набросился и почему.

Наконец в ее лице что-то изменилось – Белоконь смотрел в него близко-близко и заметил этот момент – в глазах появился смысл, а лицо вместо безучастности приобрело страдающее выражение. Губы зашевелились, Рита что-то говорила, Белоконь прислушивался, прижав ее к себе, но различал лишь бессвязный лепет с упоминанием своего имени и каких-то сочувственных слов. Рита считала его мертвым. Он и был больше всего похож на изувеченного мертвеца. Он ей привиделся, его здесь нет.

Вокруг царил прежний кровавый хаос.

Белоконь держал в руках любимую женщину – такую родную, но сейчас чужую, отстраненную, с наглухо закрытым от него сердцем. Она неожиданно вырвалась и направилась к ближайшему раненому – тот мог стоять и даже идти, хромая. Рита поддерживала его под руку и хромала вперед вместе с ним, будто забыв о том, что только что видела своего Васеньку, будто посчитав это временным умопомрачением. А возможно, она действительно была не в себе.

Белоконь подхватил раненого под другую руку, хотя тот в этом явно не нуждался. Рита тут же отпустила штрафника со своей стороны – вынырнула из-под его руки и отправилась искать себе другого.

Откуда она здесь, что она здесь делает? Нет, глупость, Белоконь же сам видит, что она делает. Она выводит штрафников с поля боя. Не заботясь, правда, о самих штрафниках – словно имеет дело с неодушевленными мешками с мясом. Как там, в полевом госпитале, вечность назад. Там он тоже пытался ей помогать.

Он бросил своего неходячего штрафника и пошел за Ритой, пытаясь удержать ее, снова обнять, посмотреть в эти глаза – чтобы она наконец поняла, что он не бредовое видение, а ее мужчина – живой, из плоти и крови. Белоконь взял Риту за плечи и повел ее в сторону, куда она собиралась тащить раненых. Рита сопротивлялась.

– Нет, нельзя! – вскрикнула она. – Там Антон, там люди Антона, туда так нельзя! Антон меня убьет! Нужно помогать солдатам!

Какой такой Антон?!

– Керженцев, там Керженцев? – спросил Белоконь, но Рита не ответила, она вырвалась у него из рук с неожиданной силой.

Значит, Керженцев с заградотрядом, подумал Белоконь. Зачем было спрашивать, если и так понятно.

С земли самостоятельно поднимался раненый штрафник, которого бросил Белоконь. Он снова его подхватил и крикнул девушке:

– Сюда, вот этого! Рита, нужно ему помочь!

Она послушно взяла раненого под другую руку, и они побрели к окопам. Теперь Белоконь их видел – окопы штрафников были совсем рядом, в нескольких десятках метров. Там тоже был дым, и оттуда тоже палили пулеметы. Вернее, короткие очереди раздавались немного дальше, в следующей линии окопов. Заградчики. И среди них Корж.

Он выгнал ее на это жуткое поле смерти, под огонь немцев и своих людей, выгнал таскать обреченных штрафников! Она же здесь не выживет! Странно, что ее до сих пор не убили! Надо же, «Антон», «помогать солдатам»! Боже, что он с ней сделал!..

Пройдя еще пару шагов, Белоконь понял, что Рита уже не поддерживает раненого под другую руку. Она снова пропала, возможно, снова устремилась назад… Белоконь отпустил солдата – тот прошел самостоятельно несколько метров и рухнул в окоп головой вниз. Наверняка сломал себе шею, зачем только вели! Он стал озираться в поисках ее фигурки, но Рита уже отошла далеко, Белоконь не нашел ее взглядом. Он прошел вперед, столкнулся с каким-то штрафником, несущимся не разбирая дороги, оба упали.

…Он искал ее невыносимо долго, звал, смотрел на усеянную мертвыми землю, в ужасе от мысли, что, может быть, вон то тело… или следующее, чуть дальше… но нет, не она. Вокруг мелькали фигуры, совсем рядом взорвался осколочный снаряд – Белоконь вовремя успел среагировать на характерный визг снаряда в полете и рухнуть на землю. Он не пострадал – вернее, одним осколком задело его спину, но боли не было, рана не мешала двигаться и скорее всего была пустяковой.

Риту он не нашел. Она просто пропала, хотя сначала должна была быть совсем рядом. Может быть, она вернулась к окопам, спустилась вниз? Наверняка она спустилась вниз, она же не бросает раненых через бруствер, как это сделал Белоконь!

До окопа он теперь добирался ползком – активизировался и интенсивно работал пулемет прямо напротив Белоконя, на позициях энкавэдэшников.

В траншее был кто угодно, но только не Рита.

Она пошла к нему. К своему Коржу, к Антону. Да, как он сразу не догадался! Куда ей еще идти! Она вернулась из этого ада просить его прекратить пытку. Больше ей быть негде.

Окопы штрафников должны были сообщаться с позициями заградотряда одной-двумя узкими траншеями – так было оба прошлых раза, должно быть и в этот.

Белоконь прошел по окопу, преодолевая препятствия вроде людей, норовящих выгнать его наружу. Он обманывал их военной хитростью, которой научился в своем победоносном диверсионном походе от старшего товарища Смирнова. Белоконь просто переступал через них. На пути к большой цели каждое препятствие – враг по определению.

В «папаше» закончились патроны, он подобрал себе другой автомат, а этот бросил.

Да, у него есть большая цель, самая важная – найти Риту, вытащить ее отсюда. Эта главная цель сливалась с другой, очень важной для достижения главной: добраться до Керженцева.

Наконец Белоконь нашел проход к заградчикам. Это была прямая траншея длиной метров в шесть – той же глубины в человеческий рост, что и окопы штрафников, но гораздо уже. В ней не разошлись бы два человека, и Белоконю пришлось идти, выставив вперед правое плечо – по-другому он не помещался. Траншея охранялась, и когда Белоконь сделал два шага, с противоположной стороны его окликнули:

– Стоять! Назад! Еще шаг – и стреляю!

Белоконь замер на месте. В проходе стоял особист с направленным на него автоматом.

– К капитану госбезопасности Керженцеву! – сказал Белоконь твердо.

– Назад!

– Вестовой от генерала Никольского!

Особист растерялся.

– Но там же штрафники, – сказал он неуверенно, – там их позиции…