Иван Черных - Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)

— Слушаю Тридцать первый, — отозвался командир БАО.

— Семен Петрович, срочно вышлите машину к столовой… Какая есть под рукой. Немедленно…

Дозорные в четыре глаза вопросительно смотрели на Петровского: неужто пограничники — не пограничники?

Лишь Пикалов по-прежнему сидел на мотоцикле, беззаботно болтая о чем-то с начхимом капитаном Деревянко, назначенным командиром группы задержания.

— Товарищ лейтенант, вы что, не летите сегодня? — обратился Петровский к Пикалову.

— Машина в ремонте. — Пикалов сбил пепел с папиросы. — Командир летает, вывозит летчиков ночью. А в чем, собственно, дело?

— Дело в небольшом… — Петровский колебался, стоит ли привлекать члена экипажа командира эскадрильи. Если что случится с Пикаловым, полковое и его, Петровского, начальство будет очень недовольно. А почему недовольно? Не в личных же целях Петровский использовал начальника связи! Дорога каждая минута. Надо не дать уйти мнимым пограничникам. — В вашем мотоцикле. Не могли бы вы подбросить нас со старшиной к развилке на Саки и Аиш?

— О чем речь. — Пикалов поднялся с сиденья, затушил окурок и отнес его в урну. — Я в вашем распоряжении.

— А вам, товарищ капитан, — повернулся Петровский к Деревянко, — как только машина подойдет, группу в кузов и тоже к развилке. Оружие держать наготове. — Петровский достал пистолет, щелкнул затвором, загоняя патрон в патронник. — И вам, — дал он команду Пикалову и старшине.

— Вы думаете?.. — удивленно округлил глаза старшина.

— Думаю. Садитесь в коляску. Мы с лейтенантом будем вести с пограничниками разговор, проверять у них документы. Вам же следить за каждым их жестом, движением. Быть готовым опередить их. Стреляете хорошо?

— Да вроде бы… Из тридцати двадцать восемь выбивал.

— Вот и отлично, теперь представляется возможность на деле отличиться.

Пикалов и старшина перезарядили пистолеты. Мотоцикл взревел и рванул с места.

Сигнал остановиться — карманный фонарик мигнул несколько раз — они увидели, не доезжая развилки. Пикалов сбавил скорость.

— Приготовиться, — скомандовал Петровский.

Все трое расстегнули кобуры, сняли курки с предохранителя.

Было еще не так темно, и Петровский хорошо рассмотрел загорелое худощавое лицо капитана, его внимательные глаза, тонкие плотно сжатые губы. Ему было лет сорок, лейтенанту, круглолицему, тоже чернявому, лет тридцать.

Капитан осветил всех троих фонариком, всего по секунде, лишь на Петровском задержал луч чуть дольше и потребовал властно, как и подобает ответственному человеку:

— Документы. Проверка.

Петровский, Пикалов и старшина слезли с мотоцикла и встали, как было обговорено дорогой: Петровский — напротив капитана, Пикалов — напротив лейтенанта, а старшина позади, так, чтобы хорошо видеть обоих подозреваемых.

Петровский первым протянул удостоверение личности капитану. Тот осветил его, полистал, задержал взгляд на фотокарточке. Посмотрел на Петровского, снова на фотографию.

— А-а, соседи, Меньшиковские, — удовлетворенно произнес капитан. — Как поживает Федор Иванович?

Петровский хорошо знал, что разведчик — это человек, обладающий незаурядными качествами: невозмутимым спокойствием и мгновенной реакцией, находчивостью и изобретательностью, умением читать мысли противника и навязывать ему свою волю.

Если перед ним стояли разведчики, то они были талантливы: ситуация складывалась не в их пользу — двое против троих. Для какой цели прибыли эти трое, было яснее ясного…

Вопрос капитана как бы развеивал подозрение: видите, мы знаем даже имя командира полка… Может, и в самом деле они пограничники?.. Что ж, теперь твоя очередь, капитан Петровский, показать свою находчивость, изобретательность…

— Федор Иванович неплохо поживает. — Над ответом мудрствовать особенно не пришлось, а вот вопросик следует подбросить позамысловатее. Посмотрим, как вы знаете свою заставу… — Скучает, правда, по Машеньке. Как она там?

Петровский, пожалуй, не увидел, а скорее почувствовал молниеносный взгляд лейтенанта в сторону своего начальника. Да, о Машеньке он ничего не слышал. Да и откуда ему знать о маленьком красновато-буром косуленке, которого подобрали весной в горах пограничники. У малыша была сломана нога. Его принесли на заставу, вылечили, выкормили. И косуля так привязалась к своим спасителям, что не покидала заставу. Многие пограничники часами пропадали около косули, научили ее благодарить за лакомства поклонами, бить копытцем и трясти головой, выражая неудовольствие, если кто-то дразнил ее или ругал. Косуля стала любимицей всей окрестной детворы…

Да, лейтенант о Машеньке не имел понятия. Его интересовали другие имена, имена командиров…

Капитана же вопрос не смутил. Он даже усмехнулся про себя: вздумал старого воробья мякиной в силки заманивать. Ответил с иронией:

— Ничего Машенька. У нее забот меньше.

Достойный ответ. И все-таки знает он, чье это имя?

— Не напугали ее фашистские самолеты? Не сбежала? — задал Петровский более конкретный вопрос.

Капитан снова пожал плечами. Зато лейтенант приободрился, съехидничал:

— Это ваши женушки кинулись от вас, сломя голову. А наших не напугаешь. — И вдруг осекся.

Капитан вернул Петровскому удостоверение личности, посмотрел на Пикалова. Начальник связи протянул свое.

— Далеко путь держите? — спросил капитан, желая, видно, сменить тему о Машеньке.

— Да вот сюда же, по этому же делу, по которому и вы.

— Отлично, — обрадовался капитан, возвращая Пикалову документ. — Хоть на ужин подмените нас. С утра не ели. — Глянул на старшину. — А-а, это вы. На вторую смену?

— Приходится. Людей не хватает.

— Вот и у нас, — вздохнул капитан. — На ужин подменить некем. — Он взглянул на часы.

Машина что-то задерживалась. Отпускать же капитана и лейтенанта было нельзя…

— Конечно, мы одни тут справимся, — сказал Петровский. — И непонятно, зачем вас сюда, на наш участок, послали? Кстати, разрешите и нам ваши мандаты посмотреть.

— Пожалуйста, — улыбнулся капитан и достал из нагрудного кармана точно такое же, как у Петровского, удостоверение. Подписано оно было прежним начальником заставы, сменившимся год назад. Все в документе было правильно и точно. Другого Петровский и не ожидал. Но возвращать документ он не торопился: «Что-нибудь не так?!» — должен спросить капитан, или: «Да, я прибыл на заставу, еще при Афанасьеве. Теперь же у нас начальник Рогозинский». Но капитан ни вопроса не задавал, ни объясняться не собирался. Стоял расслабленно, ни одной черточкой не выдавая внутреннего напряжения… Нет, не у каждого на лице можно прочитать мысли…

Не вызывало подозрений и удостоверение личности лейтенанта. А вот нервы у него были намного слабее.